Сергей Трищенко - Я – начальник, ты – дурак (сборник)

Но и сами жёны порой взглядывали вверх, а затем печально переводили взор на свою грудь, утешая себя тем, что если наверху и царит совершенство, зато оно всего одно, а у них, как ни крути, две… Но многие из них были недовольны существующим, и делали пластические операции, пытаясь приблизиться к парящему в вышине Совершенству.

А неженатые мужчины часами стояли, задрав голову, пока из глаз не начинали течь слёзы. Затем они опускали головы, дабы слёзы могли свободно излиться, а не скапливаться в глазах. Этим-то и пользовались незамужние женщины и девушки: улучив момент, когда несчастный опустит голову, они обнажали грудь и подсовывали её в поле зрения мужчины. Заплаканные глаза упирались в подсунутое, закреплялись на нём и шли туда, куда их вели хитрые женщины.

Но не все были столь доверчивы: эти забирались на высокие скалы, лишь бы быть ближе к предмету вожделения, тянулись к парящему в вышине Совершенству, хотели прильнуть к нему и насладиться бесподобным млечным соком, капли которого порой появлялись на кончике Бесподобного Соска…

Такие в забывчивости падали со скал, ломали руки, ноги и шеи. От них не было никакой пользы, потому что работать они не хотели, надеясь, что Небесная Грудь когда-нибудь накормит их вдоволь.

И только глупые младенцы-несмышлёныши никуда не стремились. Они интересовались лишь тем, что находилось поблизости, в пределах доступности — тёплой и вкусной маминой грудью…

На одной планете жил да был Указующий Перст. Нет, он не парил недвижно в небесах планеты, указывая всеобщую отдалённую цель. Он появлялся ни с того, ни с сего в самых неожиданных местах. И указывал на земное, или на приземлённое: то на кучу гниющих отбросов, то на блистающий алмаз, то на подыхающую корову, то на цветущего младенца, то на дряхлого старца.

И люди, кому являлся Указующий Перст, были в недоумении: что делать в каждом конкретном случае, как поступать? Убирать отбросы, или рыться в них? Вынуть алмаз из синевы кимберлитовой глины и спрятать, или огранить и вставить в оправу, на всеобщее обозрение? Прирезать корову, или дать ей лекарство? Отшлёпать младенца или любоваться им? Слушать советы старца или насмеяться над ним?

Напрасно люди ломали голову, разглядывая Перст Указующий, и то, на что он направлен. А сделать что-либо не решались: вдруг Перст Указующий превратится в Перст Наказующий? Ведь величина Перста была такова, что он мог одним щелчком убить человека, или проткнуть насквозь, или удушить, сомкнувшись на горле. Правда, в этом случае он становился неким подобием общеизвестного жеста «о’кей!», но это же на одном языке жестов. На другом он мог также запросто изобразить букву «о», то бишь «очко», а туда попадать не всякий жаждал.

Порой Перст Указующий превращался в иные Персты — когда люди стояли, словно бараны, и не двигались с места. Тогда Перст Указующий, дёрнувшись несколько раз по направлению к указываемому предмету, вдруг вздымался вверх и начинал покачиваться из стороны в сторону, превращаясь в подобие Перста Предупреждающего. Но снова никто не двигался с места, не понимая, чего от них хотят, и Перст Указующий начинал качаться вперёд-назад, превращаясь в Перст Грозящий. Но люди по-прежнему боялись — что он превратится в Перст Разящий — и переставали работать в присутствии Перста Указующего. И тот, покачавшись немного, исчезал.

Далее жители планеты поступали сообразно своим разумениям: кто-то возвращал утерянный бриллиант законному владельцу, а кто-то присваивал себе. Кто-то давал корове лекарство, а кто-то подбрасывал дохлую на соседний участок, кто-то закапывал отбросы, а кто-то равнодушно проходил мимо.

Так и продолжалась их жизнь: Перст обращал внимание людей на то, что считал важным и нужным, а люди поступали так, как хотели…

Над одной планетой парило Всеслышащее Ухо. Было оно удивительным: любой видевший его утверждал, что при долгом вглядывании Всеслышащее Ухо кажется составленным из множества маленьких ушей. И может быть именно поэтому оно присутствовало всюду, где находились люди. В любом помещении висело неподвижно под потолком небольшое Всеслышащее Ушко. Кое-кто утверждал, что Всеслышащее Ухо находится всюду, во всех домах и комнатах, в том числе и там, где людей нет. Но это, конечно, было ложью: что делать Уху там, где нет людей и никто не говорит? Что оно будет слушать? Но мнение существовало.

Во всяком случае, там, где появлялись люди, Ухо присутствовало обязательно. Оно внимательно прислушивалось к разговорам, направляясь на говорящего, а если говорило одновременно два или три человека, Ухо выворачивалось особым образом, образуя из себя чуть не целые гроздья ушей, чтобы не пропустить ни слова.

Нельзя сказать, что Ухо никак не реагировало на услышанное: бывало, оно вздрагивало, шевелилось, подёргивалось, а один раз кто-то будто видел, как оно… покраснело. Но этому лжецу, разумеется, не поверили. С чего бы Уху краснеть? Тем более — такому Уху.

Всеслышащее Ухо пробовали пугать — громкими звуками, выстрелами, взрывами. Бесполезно: оно ничего не боялось. К нему обращались с просьбами — оно ничего не слышало. Но обращающиеся продолжали просить, в надежде на то, что, может быть, когда-нибудь их услышат. Пусть не это Ухо, так другое, поменьше. Какая разница?

Уху угрожали — нашлись и такие святотатцы, — но сделать ему ничего не могли, поскольку Ухо было нематериальным и ничем, кроме видимости, не выделялось. Оно было повсюду и всё слушало. Но был ли от этого толк, никто не знал…

Над одной планетой висели Обличающие Уста. И не было от них покоя ни днём, ни ночью. Потому что Уста беспрестанно обличали, увещевали, упрашивали, ставили на вид, уговаривали, бранили, бичевали, отчитывали, урезонивали, успокаивали, утихомиривали, упрекали, — словом, воспитывали несчастных жителей планеты, не умолкая ни на минуту.

А когда не обличали, не увещевали, не упрашивали, не ставили на вид, не уговаривали, не бранили, не бичевали, не отчитывали, не урезонивали, не успокаивали, не утихомиривали, не упрекали, тогда они поощряли, вдохновляли, воодушевляли, ободряли, ставили в пример…

И всякий раз невпопад.

Бедные жители планеты не знали, что делать. Скажем, сделает какой-нибудь мальчик доброе дело, а Уста произносят:

— Ты что же это, мерзавец, делаешь? И чему тебя в школе учат?

Мальчик начинал оправдываться, мол, в школе его учат именно этому — переводить старушек через дорогу, а Уста заявляют:

— Ты ещё поговори, поговори у меня!

Или, наоборот, берёт чиновник взятку, а Уста заявляют ему:

— Молодец! Так и поступай в дальнейшем!