Александр Меньшов - Пройти лабиринт

Очухался Михаил спустя полчаса, лежа на полу.

Лорхен сидела на диване и, молча, пила вино.

— А мне говорили, что экстраординарное состояние тебе дается легко, — проговорила она.

— Что это было? — поднялся Михаил, ощущая, как гудит в затылке.

— Испытание, — сердито ответила Лорхен. — Вы сырой материал, Михаил. И кто додумался сравнивать вас с Архистратигом? Фюрер и тот был подготовленнее…

Голова сильно гудела. Михаил закрыл глаза и попытался дыхательными упражнениями восстановить силы.

— Зачем же так! — с обидой проговорил он. — То, что вы явно выше меня по многим показателям не дает вам право…

— Моя система проста, — отрезала Лорхен: — либо плыви, либо тони. Третьего не дано. Между прочим, я с вами еще панькаюсь. Иные наставники более круты в обучении.

— Не знаю, не видел.

— Благодарите судьбу, — усмехнулась Лорхен. — Ну? Продолжим?

Михаил открыл глаза и напрягся.

— Что в этот раз? — зло буркнул он. — На меня наброситься «огненный дракон»?

Лорхен поднялась. И снова Михаил ощутил то непонятное ему состояние тревоги.

Перед ним стояла грязная измученная девочка лет шести. На скуле красовался огромный кровоподтек. Она была невероятно красива, как бывает красивым ребенок в детстве.

Михаил хоть и удивился столь быстрой метаморфозе, но бдительности не терял.

Девочка долго смотрела на него испуганными глазами затравленной жертвы. Так что Михаил даже засомневался, что поначалу считал картину перед собой иллюзией.

Он сделал маленький шаг навстречу, и девчушка отпрянула назад, закрывая руками лицо.

— Не надо больше! — взвизгнула она.

— Не надо что?

— Я не хочу огня…

Она всхлипнула, и Михаилу показалось, что она тихонько позвала маму.

— Лорхен? — осторожно спросил он.

Девочка не ответила. Голос подала сама Лорхен. Она стояла позади Михаила.

— Узнаешь? — грубо спросила она его.

— Кого?

— Её! — Лорхен кивнула на девочку. — Она была еще ребенком…

— И что? — по-прежнему не понимал Михаил.

— Четыре года назад. Москва. Улица Краснопрудная… Все забыл?

— Что там было? — повернулся, было к Лорхен Михаил, но она заставила его снова смотреть на ребенка.

— Ты бежал от сидевших на хвосте агентов ФСБ. Заскочил в первую попавшуюся машину. Это был «ВАЗ» пятой модели. Зеленого цвета с измятым левым крылом.

Михаил медленно возвращался к тому дню.

Да, была погоня. Даже перестрелка. Он, кажется, заскочил в какую-то машину… Еще водителя оттолкнул.

— Было, вроде, — неуверенно сказал Михаил.

— А потом?

— Я уехал. На перекрестке они меня подрезали…

— Твоя машина выскочила на тротуар и врезалась в бетонный столб.

— Точно! Я еще о руль сильно ударился, — Михаил потер грудную клетку. — Я вылез из машины и ушел переулками.

— А она?

— Кто?

— Эта девочка, — Лорхен кивнула на ребенка.

— А что она? Я никого не сбил. Я врезался в столб. На тротуаре были люди, но довольно-таки далеко.

— Вот именно — далеко.

По глазам ударила ослепительная вспышка, и перед Михаилом разверзлось пламя.

— Не надо! — пронзительно взвизгнула девочка.

Языки отреагировали на звук и бросились к ней.

Михаил, было, рванулся вперед, но с удивлением обнаружил, что упирается в невидимую преграду.

— Машина занялась пламенем, — словно читала какую-то статью в вечерке, говорила Лорхен. — Девочка оказалась зажатой сиденьем… Ты ведь не удосужился взглянуть в салон. Очень торопился убежать.

— В машине была она? — Михаил все еще не верил.

Пламя перестало играться с девочкой и с жадностью набросилось на нее.

— Ты еще, верно, не видел, как горят люди? — Лорхен улыбнулась.

Михаил снова бросился вперед, но не смог пробить преграду. Кричала девочка минут пять. Кричала так, что Михаила охватил ужас. Он застыл в ступоре, судорожно глотая воздух, но был не в силах отвернуться от развернувшейся картины.

— Зачем..? — слова найти было трудно.

— Это «истина». А теперь ты расскажешь мне «правду», про то, что ты не виноват. Что это случайность…

— Но… разве это не так?

— Это полностью твоя вина! — рявкнула Лорхен. Она приблизилась к Михаилу и с силой схватила его за шею. — Посмотри, что ты наделал!

К горлу подкатил ком и Михаил разрыдался.

— Хочется, наверное, искупить свою вину? — ехидно спросила Лорхен. — Знаю, что хочется. Тогда, как говорится, «зуб за зуб». Родные девчушки хотели, чтобы ты медленно-медленно горел в аду на раскаленной сковороде. А мне дали роль шеф-повара: просили, чтобы я побольше масла подливала. И дровишек подбрасывать не забывала… Так что? Пойдем на встречу пожеланиям трудящихся?..

Лорхен вдруг вспомнились слова матери девчушки, сказанные на похоронах: «Я накануне вечером никак не могла уложить ее спать. Очень сердилась по этому поводу… А теперь… теперь она спит и никогда не проснется… никогда…»

Лорхен поймала себя на все той же часто возникающей мысли, что она ничего не чувствует. Никакие события, кроме «работы», ее уже давно не волнуют. Вот и эта тень маленькой девочки — ей же, Лорхен, ведь сейчас абсолютно все равно когда, как и почему она умерла. Тем более, что вычислители показывали её «нить», ведущей к тупиковой «ветке» большой Игры. К чему пустые затраты — это простая экономика, ничего личного. Так просто надо для дела.

Как надо было и тогда, когда она, Лорхен, участвовала «Акции Тиргартенштрассе 4». Или как ее тогда называли национал-социалисты: «Программа умерщвления «Т-4». Таким образом тогда боролись с лишней обузой, в лице умственно отсталых. Контроль, так сказать над популяцией. Вычислители указали на этот сектор, как самый вероятный очаг будущего «коллапса» подсистемы.

«Санитары леса, мать их!» — Лорхен вздохнула, глядя на красное лицо Михаила, на лбу которого вздулась крупная вена…

Жара просто убивала. Михаил измождено опустился на сухую пыльную землю.

Уже третьи сутки он брел по безжизненной пустыне. Без еды и воды… И уже третьи сутки за ним по пятам шли голодные шакалы. На ночь, когда относительная прохлада окутывала землю, Михаил искал валун как можно побольше, чтобы под его прикрытием пересидеть ночь. Изредка он отгонял палкой наиболее храброго из шакалов, решившего проверить силы Михаила.

— Пошел вон, сволочь! — зло бросал тот. Но каждый вечер он говорил эту фразу все более слабо.

«Сейчас, — думалось Михаилу, — главное совсем с ума не сойти».