Роберт Блох - Пыль Египта

Наконец, я понял, что вновь свободен. Я был свободен, но ничего не видел в темноте. Сперва я подумал, что, наверное, потерял сознание. По крайней мере, я упал, поскольку теперь лежал спиной на каменном полу подземелья. На каменном ли? Нет — я лежал на дереве.

Это было странно. Я чувствовал дерево. Мумия лежала на дереве. Я ничего не видел. Мумия была слепой.

Я ощутил свою кожу — сухую, морщинистую, шелушащуюся.

Мой рот открылся. Хриплый голос — мой и не мой одновременно — словно голос смерти, вырвался воплем: «Господи! Да я в теле мумии!»

Я услышал судорожный вздох, и что-то с шумом упало на каменный пол. Вейлдан.

Но что это за шорох? Кто проник в мое тело?

Проклятый жрец, который, желая воскреснуть, согласился на муки, чтобы в его мертвых глазницах оказались гипнотические камни, дарованные божеством; не зря его похоронили в гробнице, куда так легко войти! Глаза из драгоценных камней загипнотизировали меня, мы поменялись оболочками, и теперь он мог ходить.

Меня спас только приступ безграничного ужаса. Я вслепую поднялся на скрюченные конечности и разлагающимися руками стал неистово царапать но лицу, ища то, что должно было там оставаться. Мои пальцы вырвали светящиеся камни из глаз.

Затем я потерял сознание.

Пробуждение было ужасным, ведь я не знал, что меня ждет. Я боялся почувствовать самого себя, свое тело. Но мою душу вновь приютила горячая плоть, и мои глаза смотрели сквозь желтоватую тьму. Мумия лежала в саркофаге, и ее пустые направленные вверх глазницы представляли собой мерзкое зрелище; страшным подтверждением происшедшего была перемена в положении ее шероховатых конечностей. Вейлдан лежал там же, где и упал, на его лице была багряная печать смерти. Нет сомнений, с ним случился удар.

Рядом с ним находился источник желтого свечения — камни-близнецы, мерцающие зловещим огнем.

Понятно, что меня спасло — я вырвал из орбит эти ужасные орудия преображения. Утратив связь с запечатанным под ними сознанием мумии, они, очевидно, не смогли сохранить свою долговечную силу. Я содрогнулся при мысли о том, что это преображение могло случиться на открытом воздухе: тело мумии немедленно начало бы разлагаться, и мне не удалось бы вырвать камни. Тогда душа жреца храма Себека воскресла бы и бродила по земле. Страшно представить.

Я быстро схватил камни и завязал их в платок. Я ушел, оставив Вейлдана и мумию лежать на своих местах; выбираясь наружу, я помогал себе тем, что жег спички.

Какое было облегчение, когда перед глазами открылось ночное египетское небо — к тому времени наступила ночь.

Но при виде этой ясной темноты я вспомнил, какой кошмар мне пришлось пережить в зловещем мраке гробницы, и с безумным криком бросился по песку к небольшой палатке, стоявшей возле входа.

В сумке под седлом было виски; я вытащил бутылку и возблагодарил небеса за то, что нашел масляную лампу. Наверное, я бредил — могу себе это представить. Я повесил в палатке зеркало и минуты три неотрывно глядел в него, желая убедиться, что я — это я. После этого вытащил портативную пишущую машинку и установил на каменной плите.

Лишь тогда я осознал свое тайное желание запечатлеть правду. Какое-то время я спорил с самим собой — но спать в ту ночь было невозможно, а возвращаться во тьме через пустыню совсем не хотелось. Наконец, я кое-как обрел самообладание.

И напечатал этот рассказ.

Вот и вся история. Я вернулся в палатку, чтобы допечатать эти строки, а завтра навсегда оставлю и Египет, и эту гробницу, только снова закрою вход в нее, чтобы никто и никогда не нашел эти проклятые врата в подземные чертоги ужаса.

Пишу и благодарю свет за то, что он унес воспоминания о звенящей тьме и мрачных звуках, благодарю также ободряющее отражение в зеркале, которое стирает воспоминания о том страшном моменте, когда на меня взглянули сияющие глаза жреца храма Себека, и я стал другим. Слава богу, я вовремя выцарапал эти камни!

Насчет них у меня есть соображение; ясно, что это была западня. Невероятно: гипнотическая сила возникла в умирающем мозгу три тысячи лет назад, и с тех пор, как немощному жрецу удалили глаза, а в глазницы вставили камни, искала толчок, чтобы вернуться к жизни. В мозгу оставалось лишь одно желание — жить и вновь обрести плоть. Камням веками предстояло удерживать переданную им мысль, пока кто-нибудь не найдет их и не рассмотрит. Тогда мысль мертвого истлевшего мозга должна была вспыхнуть в живых камнях — и совершился бы неизбежный и ужасный обмен обликами. Умерший жрец принял бы плоть человека, чье сознание силой было бы водворено в тело мумии. Дьявольски умная схема — и этим человеком чуть не стал я!

Камни у меня, надо их внимательно изучить. Возможно, музейным работникам в Каире удастся определить их природу; как бы то ни было, стоят они немало. Но Вейлдан погиб, о гробнице я рассказать не могу — как это сделать? Однако камешки настолько любопытные, что о них нельзя умолчать. Есть в них что-то необычное, хотя сказка бедняги Вейлдана о том, что это дар богов, прямо скажем, нелепа. Впрочем, цвет они меняют необычным образом, да еще это живое гипнотическое сияние внутри!

Выходит, я только что сделал потрясающее открытие. Я развязал платок, где лежали мои драгоценности, и взглянул на них. Казалось, в них все еще есть жизнь!

Блеск не изменился — при свете лампы они сияют так же ярко, как в темноте, как в опустевших глазницах ссохшейся мумии. Все тот же желтый цвет; глядя на них, я интуитивно чувствую, что внутри есть какая-то иная жизнь. Они желтые? Нет — теперь они краснеют и раскаляются до предела. Лучше не смотреть — слишком яркое напоминание о тех минутах. Эти камни, должно быть, и правда гипнотические.

Цвет теперь ярко-красный, как разбушевавшееся пламя. Смотрю на камни и чувствую тепло, словно погружаюсь в огонь — не обжигающий, скорее ласковый. Пусть, это приятное ощущение. Можно и не отворачиваться.

Да, можно — однако… Что, если камни сохраняют свою силу, даже когда они вынуты из глаз мумии?

Я снова это чувствую — так и есть — я не хочу обратно в тело жреца — на этот раз мне не вырвать камни, чтобы вернуться в свою плоть — камни вынуты, но мысль внутри них осталась.

Я должен отвернуться. Не могу печатать, не могу думать — а глаза передо мной расширяются, растут…

Отвернись!

Не могу. Все краснее и краснее — надо бороться, нельзя поддаваться. Алая мысль, ничего не чувствую — сопротивляйся же.

Ну вот, я способен отвернуться. Я победил камни. Это хорошо.

Смотрю в сторону — и ничего не вижу. Я ослеп! ослеп — камней нет в глазницах — мумия слепа.

Что со мной произошло? Сижу в темноте, вслепую печатаю. Слеп, как мумия! Такое чувство, будто что-то изменилось; странно. Кажется, мое тело стало легче. Я все понял.