Андрей Мартьянов - Охранитель

— Госпожа Матильда Верене рассказала… Вы аптекарь. Меня сюда привез какой-то крестьянин. Так?

— Да.

— Спасибо вам… Да подойдите же, пока бубон не изъязвился опасность минимальна. Простите, говорю сбивчиво — жар отступил, но скоро опять начнется ухудшение. Если вы не поможете.

— Вы лекарь, шевалье? Изъясняетесь как лекарь.

— Нет, но кое-что об этой болезни знаю. У вас и у меня есть шанс… Если, конечно, прислушаетесь… Сорбонну заканчивали?

— В том числе, — уклончиво ответил Рауль. Пересилил себя, взял табурет, присел рядом. Машинально перекрестился. — Где вы заразились?

— Наверное в Лане или Фринуа… А может еще раньше, в Реймсе — там совсем худо, мрут тысячами. Пытался уйти на север, опоздал… Cito, longe, tarde, правильно?

— Помолчите, вы слишком слабы. Дайте посмотреть.

Шевалье де Партене, барон де Фременкур, даже сейчас, будучи пораженным безусловно смертельным недугом, выглядел человеком… Как бы это сказать? Здоровым человеком он выглядел. Рауль мысленно извинился перед самим собой и уважаемой медицинской наукой за столь абсурдную формулировку, но подобрать более подходящей не сумел.

Кости не искривлены, грудная клетка развита на зависть, избежал оспы.

Два шрама — один на животе справа, еще один на плече, — раны зарубцевались аккуратно. Судя по белым точечкам на коже, были зашиты, что способен сделать только образованный лекарь. Никаких признаков поражений кожи, ногтей или, упаси святой Лазарь Вифанийский, проказы.

Ох ты ж беда, второй бубон набухает — на бедре, ближе к паху. Еще не такой красный, как возле груди, но…

Жан де Партене умрет. В ночь или завтра утром.

Стало ясно, что подразумевала ореада говоря о «запахе смерти», которую барон де Фременкур несет в себе.

— Опять начинается, — появился озноб, на лице проступили капли пота. — Горячка. Знаете мэтр, я использовал когда-то… До приезда во Францию… Использовал одно снадобье. Арабское. Теоретически, я не должен был заболеть чумой, но природу не перехитришь, другой souche de Yersinia pestis, Stammen…

— Простите? Это на немецком? Или германизированная лытынь?

— Неважно… Плохо соображаю, лезет на язык всякое. Долго объяснять. Потеряю сознание — конец. Всё равно иммунитет есть, должно помочь…

— Что? — Рауль окончательно утерял нить разговора.

— Слушайте, слушайте, не перебивайте. Где мой конь?

— В конюшне госпожи Верене.

— Пусть принесут седельные сумы… Точнее одну, с двумя замками-застежками в виде голов единорога. Потом объясню.

Мэтр беспомощно взглянул на ореаду. Та кивнула и быстрым шагом направилась к выходу во двор дома.

— Разговаривайте со мной, не дайте уйти в беспамятство…

— Хорошо. Вы рассказывали о чуме.

— Да, верно… Бубонная форма. Протекает гораздо мягче легочной, можно вылечить. Вскрывали когда-нибудь гнойники? Abscessus?

— Случалось. Удачно.

— Замечательно. Всё то же самое: разрез по бубону, осторожно выдавливаете гной наружу, иссекаете ланцетом загнившую плоть. В доме есть spiritus vini? В Италии умеют делать спирт лет двести как, называют дистиллят «aqua vitae».

— Точно нету, — покачал головой Рауль, знакомый по Нарбонне с ломбардскими продуктами перегонки хлебного вина, исключительно крепким алкоголем. — Зачем?

— Крепкий уксус? Эссенция? Чувствую запах.

— Уксуса много, едва не половина бочки.

— Еще лучше… Я буду руководить, вы — делать. Поняли?

— Что именно делать?

— Сначала выгоните женщин. Когда вскроется бубон, тут будет столько чумных палочек, что хватит на всё королевство. Потом обеззаразим.

— Палочек? — мэтру показалось, что Жан де Партене бредит. — Вы о чем?

— Я останусь, — неожиданно твердо сказала Жанин Фаст, доселе не проронившая ни слова. — Должна. Это наше бремя, людское…

— Да о чем вообще ты говоришь, дура! — взъярился Рауль. — Это ЧУМА!! Какое, к чертовой матери, бремя?

Жанин испуганно отпрянула. Никакая она не королева Селена. Забитая деревенская девка.

— Оставьте девушку, мэтр, — пробормотал барон де Фременкур. — Скорее всего она не успела заразиться. Именно Жанин заставила меня очнуться — ее голос я слышал из темноты. Какое-то психическое воздействие, у вас во Франции еще умеют…

— У нас? — обернулся Рауль, насторожившись. — А «у вас» — это где?

— Очень далеко. Выживу — расскажу. Может быть.

Явилась вдова Верене, сопровождаемая Одоном — слуга тащил три объемистые сумы, снятые с чубарого. Осторожно положил на пол в уголке. Повинуясь жесту хозяйки убрался вон.

— Раскройте сумку с единорогами, там на дне… Железная коробочка, — у барона появилась одышка, начал глотать слова. Пот лил в три ручья. — Попить дайте.

Жанин подхватила со стойки ковш с отваром липового цвета и медом, поднесла к губам его милости. Барон выпил сколько смог.

Странненькая у шевалье де Партене поклажа. Замочки на суме опять же швейцарские, из Тургау — чтобы отпереть пришлось найти в кармашке пояса замысловатый ключик.

Поверх лежит замотанная в промасленную телячью кожу кольчуга — очень легкая, из неизвестного Раулю светлого металла. По виду смахивает на серебро, только стократ прочнее. Кольца не запаяны и не проклепаны, а кажутся цельнолитыми — потрясающе! Как, спрашивается, их соединяли?

На более крупных звеньях составлявших воротник кольчуги едва различимая гравировка латинскими буквами: «ThyssenKrupp AG». Что обозначает — неизвестно. Имя мастера или знак цеха?

Несколько непонятных приспособлений, одно похоже на соединенные гибкой рамкой коротенькие и толстые трубки с отливающими сине-зеленым цветом полированными стеклами внутри. Рауль поднес трубки к глазам, с изумлением увидев в стеклышках мадам Верене, только очень-очень маленькую, размером с муху. Отложил.

Вот она, железная шкатулка! Мессир Жан, прислеживающий за действиями мэтра указал отбросить задвижки под крышечкой и отпереть.

Новые чудеса. Внутри лежали упакованные в прозрачную пленку, наподобие бычьего пузыря, инструменты. Вот вроде бы ланцет — самый привычный, только ручка стальная, а не деревянная.

Миниатюрные клещи. Щипчики. Ножницы. В прозрачных конвертах с синей, зеленой и красной полосами цилиндрические предметы с поршнем и иглами.

Что это такое?

— Теперь слушайте меня очень внимательно, Рауль Ознар, — через силу проговорил барон. — Возьмите пакет с красной линией и надписью по-латыни «Streptomycin». Сорвите пленку… Да, именно так. Подайте мне, я покажу как надо делать.

Барон де Фременкур сорвал с прикрепленной к цилиндру иглы колпачок, отбросил в сторону. Вонзил острие себе в бок, в косую мышцу живота, надавил на поршень.

— Это должно помочь… Сделайте то же самое себе, мадемуазель Жанин и мадам Верене.

— Мне не надо, — сказала ореада. — Одону сделайте, он человек.