Мария Семёнова - Славянское фэнтези

— Ишь, какая ладненькая, молоденькая, — деловито захлопотали хозяева. — Сразу видать, на вырост сложена, на перспективу. Опять же на дороге за так пропадает… Непорядок, добро должно при хозяине быть. А нам бизнес в самый раз расширять, место выгодное, в торговый день одних Иванов-дураков до дюжины заходит, прочих не считая… Хотим вот на заднем дворе пруд с карасями да с рыбалкой устроить. Ты насчет ухи как? Сможешь?

— А то как же! Десяти сортов! — обрадовалась Печечка. — Хоть тройную, хоть постную, хоть с манкой…

— Хорошее дело, — облизнулись хозяева.

— А место у вас для меня найдется? — осторожно спросила Печечка. — Избушка-то у вас, гляжу, небольшая… — Она уже двинулась было к порогу, но остановилась. — Я и в сараюшке могу…

— Зачем в сараюшке? — удивился хозяин. — Коли сговоримся, мы старую-то печку враз и выставим за ворота.

Пускай себе дальше ползёт, вот как ты сейчас. Ей, может, даже лучше так будет!

Печечка осторожно заглянула в дверь… В избе было тепло и уютно. На низком окошке — облитой горшок с геранью. На выскобленном столе аккуратными столбиками — монетки. Копейки отдельно, пятаки отдельно, гривенники отдельно.

— Что уж теперь! — услышала она тяжёлый вздох. — Ничего не поделаешь — выгода для них главное. Если уж так подфартило — не откажутся. Видно, кончилась моя жизнь… А сколько я ещё пирогов могла бы напечь… С требухой, да с капусткой, да с кашей-грибами… Ладно, чего уж тут… Становись, бродяжка, на моё место. Смотри только, чтобы через год-другой и тебя на новую не променяли…

И широкозадая, чистая, белёная печь-труженица ещё раз вздохнула, выдула облачко серебристой золы.

— Н-нет! — попятилась Печечка. От ужаса она даже начала заикаться. — Нет! Я так не хочу! Я так не б-буду!

— Печка, постой! — звали её хозяева. — Куда, глупая, уходишь? Что тебе у нас в избе не понравилось? У нас же и дрова сухие, берёзовые, и золу мы всегда вовремя вычищаем…

Три последних уголька — всё, что оставалось от домашнего, тщательно сберегаемого полена — сиротливо догорали в топке, почти не давая жара. Над трактом сгустились сумерки. В разошедшихся на мгновение тучах зажглась одинокая звезда. А на земле, где-то в ближнем овраге, тоскливо и жалобно завыла собака.

Печечка огляделась и увидела красивый дом на взгорке над рекой. В доме приветливо и тепло горели окна.

«Ещё не спят, — рассудила Печечка. — Была не была, попытаю-ка счастья, попрошу меня испытать. Я бы им к утру такую кашку томлёную приготовила…»

Печечка представила себе, как тепло от свежей растопки разливается по её иззябшему телу, как тихо и уютно фырчит внутри ароматная каша в тяжёлом глиняном горшке, как свежим утром стучат ложки и просят добавки звонкие детские голоса… Она заторопилась.

Хозяева дома оказались молодыми и весёлыми. И дети в избе были. И явный, бросающийся в глаза достаток. И щенок с толстыми лапами на полосатом коврике. Всё у них было…

Было — да не про Печечкину честь.

— Опоздала ты, голубушка, — смеясь, объяснили ей. — Нет бы тебе на недельку раньше к нам заглянуть, глядишь, всё бы и устроилось. Мы ведь недавно этот дом прикупили, как раз окна со ставнями и печку меняем. Старые хозяева померли, наследники в город подались, а мы, наоборот, из города. Тут лес, речка, воздух и продукты свежие, детям полезные… — И хозяева указали Печечке внутрь дома: — Вон, смотри, у нас уже и печник работает. Самый дорогой, за большие деньги нанятый. Да не за рубли за какие, а за иноземные доллары.

Из дома донёсся глухой удар.

— Ой, да зачем же старую-то печь рушить! — попробовала вступиться Печечка. — Может, её ещё починить можно?

Печь в старом доме действительно была огромная. С лежанкой, с полатями, с просторным горнилом. Прежде старики в нём и детей мыли и сами кости распаривали, отчего и жили до ста лет. Не печь, а Печища!

— Не по силёнкам тебе, дочка, меня отстоять, — одышливо пропыхтела Печища. — Я свой век сполна прожила, старики мои умерли, а эти… Куда мне на них угодить! Пора, зажилась на Божием свете… А ты, смотри, подольше живи…

— Помираю я, матушка, — тихо всхлипнула Печечка, у которой вдруг как-то разом кончились силы. — Совсем внутри огонька не осталось… И никто меня к себе не пускает, никто полешек не подкинет…

Печища задумалась. Печник в фирменном фартуке ходил вокруг, заглядывал внутрь, примеривался, как станет навсегда её разрушать.

— Тогда вот что мы сделаем! — решила она. — Гоша, ты живой там ещё? Слышишь меня?!

— Слышу, — пискнул кто-то в подпечье.

— Жизни тебе здесь при новых обычаях уж точно не будет. Но и со мной вместе помирать, как собрался, — не моги! Не велю! Хватай полено у меня из брюха и вот с ней заодно — тикайте отсюда! Будешь её покуда кормить, а как она пристроится куда, так и тебе место найдется!

— А как же… — тихо пропищал невидимый Гоша.

— Иди, я сказала! — рявкнула Печища. Печник уже подступал к ней с колуном наперевес. — Прощайте все и не поминайте лихом!

— А ты, собственно, кто такой? — спросила Печечка, чуть отогревшись изнутри и присев под большим вязом на кромке обрыва.

К последнему полену из нутра Печищи Гоша добавил сухих веток от вяза и три пригоршни коры. Снаружи Гоша был похож на крупную, но тощую кошку, для чего-то вставшую на задние лапы. Лохматая голова, треугольные закруглённые уши, жёлтые светящиеся глаза…

— Домовой я, — представился он важно. И удивился: — Будто ты домового никогда не видала?

— Не видала, — потупилась Печечка. — Меня ж только-только сложили. Для молодых… Домовёнка обещали из родительской избы подселить…

— Что случилось-то? — нахмурился Гоша.

— Сгорела изба… Вся деревня сгорела. Змей Горыныч пожёг…

Помолчали.

— Печищу жалко, — напряженным голосом проговорил Гоша. — Мы с ней — сто семь лет… Она как мать мне была…

Ещё помолчали.

— А ты почему Гоша? — спросила Печечка погодя. — Я от наших слыхала, домовых всегда вроде Кузями…

— А меня в честь его, — Гоша ткнул лапкой в сторону одинокой звезды, — Победоносца Егория. Меня ж подселили, когда прежнего Горыныча отвадить удалось… А ты про то и не слыхивала? — И вдруг вскочил, по-кошачьи вздыбившись, даже, кажется, выпустил коготки. — Кто здесь?!!

Огромное существо с волосатыми руками до коленей и клыками, торчащими из пасти в разные стороны, выломилось из чащи на полянку, присело на корточки и горестно заухало.

— Всё, сейчас сожрёт! — пообещал Гоша Печечке, но наутёк всё же не кинулся, не посрамил гордого имени.

Между тем существо нападать не спешило, и Гоша, чуть успокоившись, принялся рыться в памяти. Кикимора? Слишком крупная. Леший? А клыки откуда? Мертвяк? Навий?

Волк-оборотень? Опять не то. В конце концов домовой решил просто спросить.