Михаил Гуськов - Дочка людоеда, или приключения Недобежкина

— Господа, а чаша, куда делась чаша? — раздался новый всхлип дьячка, но Шелковников и вся процессия были уже далеко, выходя из храма.

Элеонора, завладев оловянным кольцом, торжествующе оглядела собравшихся. Она бы могла тотчас, уже здесь, в Колоннаде, превратить этого простофилю и наглеца Недобежкина в муху, чтобы Чечиров прихлопнул глупца своей кадильницей, а Шелковникова — в смешного карлика, но она решила продлить себе удовольствие и немного еще поиграть в жениха и невесту, а точнее в новобрачных мужа и жену.

— Аркадий, я бесконечно счастлива!

— Я тоже, Элла! Я чувствую райское блаженство. Ах, как меня раздражает эта суета вокруг, как я мечтаю остаться наедине с тобой!

— Но ведь мы должны дать праздничный ужин гостям.

— Как, еще один ужин?! Ведь мы уже давали им один ужин в "Русской избе".

— Аркадий, потерпи немного! Праздники — не только отдых, но еще и утомительная работа. Этой утомительной работы у нас теперь будет очень много. Вся наша жизнь отныне будет сплошной праздник! — вдохновенно продекламировала новобрачная.

— Да, Эллочка, я верю в это! Верю в праздник! Жизнь с тобой будет для меня сплошным счастливым праздником!

Процессия направилась в Египетский зал дворца, где был накрыт стол на сто кувертов, и гостям, помимо самых изысканных блюд, было обещано увлекательнее зрелище — съедение жениха, для чего на торжество был приглашен потомственный людоед, начальник управления Бокситоэкспорта Андрей Андреевич Повалихин.

Подали блюда древней египетской кухни: суп из жабьих потрохов с клецками, мясо новорожденных крокодильчиков, обложенное куриными мозгами под соусом из молодой кожуры грецких орехов, иглы дикобраза, фаршированные печенью ехидны. Запивать эти блюда нужно было настоем царской водки, слегка разведенной ядом гремучей змеи. Впрочем, Недобежкину и Шелковникову, а также окружению Ивана Александровича Лихачева этих кушаний не показывали. Опытные официанты поставили перед ними блюда европейской кухни. Лом и Колун плохо соображали от выпитого еще в "Русской избе" и были счастливы очутиться на таком костюмированном балу со свадьбой, но Иван Александрович и замминистра рыбной промышленности Шлыков сообразили, что оказались втянутыми в непонятную жуткую аферу. Никакого разумного объяснения, кроме того, что преступные силы, еще белее мощные, чем те, которыми они руководили, втянули их в свою игру. Они видели, что над Недобежкиным начали сгущаться тучи, и ломали головы над тем, какую роль отвели им в этом спектакле.

— Как же ты так попался с этой девкой, Иван Александрович? — шепнул Шлыков Лихачеву. — Это же такая мафия, какая нам и не снилась. Мы по сравнению с ними — детский сад.

— Потому и попался, что мы — детский сад, — тихо отозвался Седой. — Это не наша мафия, это транснациональная, только тсс. Ни звука, иначе нам крышка.

Шлыков сделал понимающие глаза.

Гости пировали, поднимали бокалы за здоровье новобрачных, кричали: "Горько!" Лакеи в золоченых ливреях и париках бесшумно сновали за спинами гостей. Это были непростые гости. Конечно, настоящих вельмож потустороннего мира еще не было: в основном были те, кто пережил пору семидесятилетнего гонения и замалчивания сверхъестественных сил. Были, так сказать, самые стойкие и законспирированные представители когда-то мощного класса российской нечисти. Теперь, когда перестройка разрешила свободное отправление религиозных культов и вообще всякую демократию, произошло заметное оживление сословия потусторонних сил. Приехали и первые представители эмиграции н даже влиятельные иностранцы, Так, например, из ФРГ по специально проложенному под землей тоннелю для налаживания экономических и духовных контактов прибыл герр Тауфель, который сразу же стал интересоваться паровыми котлами и смолой, а также закупил огромную партию железных вил. Наряженный, как н все прочие гости, он выглядел вполне по-человечески, выдавали его только белки глаз, которые почему-то были у него кроваво-рубинового цвета. Вообще, почти каждого из гостей делала примечательным какая-нибудь особая яркая деталь. У красавицы-итальянки Катарины Миланези, прибывшей тем же подземным тоннелем, что и герр Тауфель, стоило ей улыбнуться, обнажались волчьи клыки; у начальника архитектурно-реставрационного управления Демушкина, сидевшего с приятельницей почти напротив новобрачных, были хрящеватые, похожие на крылья летучей мыши, огромные уши, которые торчали даже из-под парика с буклями; "священник" Чечиров зарос бородой до глаз, и даже лоб у него был волосатый, но Шелковникову все гости очень нравились. Во-первых, он обратил внимание на то, что сидит на настоящем стуле с мягким сиденьем и спинкой. Ожидая подвоха, как в спорткомплексе с трехногим табуретом, аристократ-бомж, прежде чем садиться, подвигал кресло туда-сюда, нажал рукой на пружины и даже украдкой заглянул под сиденье. Во-вторых, бокалы, ножи и вообще все столовые приборы у него были самого высокого дворцового качества, точно такие же, как у окружающих. В-третьих, шампанское, вино и все блюда, на его вкус, по крайней мере были отменными. Катарина Миланези, с которой он сидел рядом, прекрасно понимала по-русски и даже говорила — хотя и с акцентом, но внятно, — а ее волчьих клыков Шелковников просто не замечал: у него самого был золотой зуб во рту, и это его нисколько не портило. Пожалуй, Катарина Миланези была даже красивее Леночки Шершневой, во всяком случае, когда у Шелковникова случайно из-под мышки выпал церковный венец, который он прижимал к телу рукой, и покатился ей под ноги, она нисколько этому не удивилась и, несмотря на то что была итальянской аристократкой и дамой из высшего итальянского общества, наклонилась, подняла венец и украдкой подала его Вите, при этом мило приложив пальчик к чудесным пухлым губам, давая понять, что она будет нема, как рыба. А когда они разговорились, показала ему свой сувенир с венчания — чашу, которой Чечиров благословлял новобрачных, после чего между ними установилось полное взаимопонимание.

Недобежкин обратил внимание на одного юного слугу с необыкновенно милым и как будто знакомым лицом. Его только что пробившиеся усики были смешно закручены вверх, а брови явно подведены и насурьмлены. Однако Завидчая, перехватив его взгляд, тронула аспиранта за руку и прошептала:

— Аркадий! Ты должен сказать прощальный тост.

После чего обратилась к гостям:

— Дорогие гости, дамы и господа, товарищи, — обратилась она к гостям. — Сейчас Аркадий Михайлович попрощается с вами!

Эти слова были паролем для всех посвященных, означая, что сейчас состоится съедение жениха. Андрей Андреевич Повалихин, которому уже загодя был подан знак, встал из-за стола и занял позицию за спиной у Недобежкина. Недобежкин поднялся с кресла и, сияя орденскими звездами и цепями, восторженно поднял искристый бокал с шампанским. Он уже открыл рот, когда невесть откуда налетевший ветер стал ломать и втягивать его, словно бы в огромную воронку, в рот Андрея Андреевича. Силясь удержаться, он замахал руками, ища в воздухе несуществующую опору и поддержку.