Михаил Гуськов - Дочка людоеда, или Приключения Недобежкина [Книга 2]

Побожий, подбоченясь, пошел следом за своим послушником, который теряя последние остатки святости, выпячивал грудь и придавал благостное выражение своему милицейскому лицу.

— Вот оно, это место! — вдруг воскликнул Волохин, когда посох завел их по тропике, ведущей от окраины деревни на опушку тропического леса, где лианы и папоротники уже почта поглотили своей зеленью полуразвалившуюся пагоду.

— Точно ли то место? — засомневался Маркелыч, постучав клюкой по каменной, поросшей мохом, скульптуре.

— Слоник, ей-богу, слоник! — с дрожью в голосе запричитал послушник.

— Саша! Не теряй форсу, за нами наблюдают! — строго остановил излияния чувств своего друга старик, увидев, как сквозь листву проглянули несколько лиц цыганской ребятни. — Хорошо, здесь и расположимся, месте подходящее! — утвердительно сказал Маркелыч.

Как только Пратан Вахал услышал новость, что близ деревни Патанангала объявился великий святой с послушником, которые спустились с небес, сердце его радостно забилось от предчувствия необыкновенной удачи. Он тотчас же бросился к воротам рынка, где его дружок — потомственный калека Поталан — собирал подаяние, и сообщил ему это известие. Поталал, а свою очередь, мгновенно подхватил под мышку свои костыли и, не мешкая ни секунды, побежал вслед за Пратаном к святому источнику. Там на лежанке из рисовой соломки уже пятый месяц лежал «расслабленный» Раджив. Пратан и Поталан подхватили носилки с «расслабленным» и потащили его через рынок мимо торгующих петухами, кокосовыми орехами, рыбой и плодами манго к дороге, ведущей на Маунт Лавинию. При выходе с рынка, в переулке, они мгновенно «исцелили» «расслабленного» и почти всю дорогу до деревни Патанангала проделали спринтерским шагом, показав результаты, близкие к мировому рекорду. На окраине деревни Поталан подхватил свои костыли, изможденный Пратан привел в незаживающее состояние язвы на руках и ногах, вместе они уложили на носилки Раджива и заковыляли к пагоде — храму новоявленного святого. Нельзя было без слез и криков сострадания смотреть на эту троицу калек, на хромого Поталана, умудряющегося, не бросая своих костылей, еще и тащить на себе товарища по несчастью. Вскоре местные крестьяне из сострадания освободили его от необходимости нести параличного Раджива и, подхватив носилки, поспешили вперед. Процессия, обрастая любопытными, подошла к пагоде, рядом с которой уже расположились лагерем два табора.

Носилки с «расслабленным», который, как заверил окружающих крестьян хромой Поталан, уже двенадцать лет оставался неподвижным, были положены перед суровым монахом, садящим по-турецки у входа в пагоду.

— Маркелыч, нам каюк! — прошептал бывший капитан. — Притащили параличного. Если мы его не исцелим, они нас побьют камнями как самозванцев.

— Вижу! — сквозь зубы процедил майор, воздевая руки к небу. — Принесла убогого нелегкая. Дай-ка ему хоть попить, Александр, смотри, ка жаре весь высох и дышит тяжело, будто всю дорогу бежал.

Волохин, зачерпнув черепком воды, подал его Побожему. Тот важно подложил руку под голову «расслабленному» и, приподняв ее, влил несчастному в рот несколько глотков самой обычной тепловатой воды, которую они зачерпну ли полчаса назад в леском источнике.

«Расслабленный» сделал один глоток, второй, третий, жадно припал губами к черепку, при этом по его телу пробежала судорога. Вдруг из груди паралитика вырвался сдавленный стон, потом другой, на губах показалась пена, и какая-то неведомая сила начала выкручивать его тело наподобие выжимаемого белья.

Крестьянки, затаив дыхание, следящие за муками бедолаги, стати повизгивать от страха. Несчастный страдалец выгнулся дугой, упал плашмя, снова выгнулся дугой и вдруг, как бы просыпаясь ст тяжелого сна, привстал на локте, озирая толпу. Словно узнав кого-то, он попытался встать, снова упал и снова напал подниматься, сам не веря, что может двигаться. На лице убогого радость перемежалась с отчаянием, и вот публика увидела, что он, как ребенок, учащийся ходить, сделал первый шаг, закачался, сделал второй шаг, третий и, будто младенец на руки матери, рухнул, после нескольких семенящих шагов, в объятия восторженно возликовавшей толпы.

— Чудо! Чудо! — завопил Поталан и упал на колени перед новым чудотворцем, потянув скрюченные пальцы к черепку, из которого пришло исцеление к «расслабленному».

— Маркелыч, дай и этому жмурику напиться! — всполошился Волохин, подливая в черепок чудодейственной воды. — Это какую же мы воду зачерпнули? Надо бы нам фляжку побольше с собой в Россию прихватить потом. Эх, мать честная, что если мы к этому источнику дорожку не найдем, нам конец, они нас разорвут.

— Спокойнее, Саша, — важно промолвил Побожий, отводя скрюченные пальцы нищего, и сам, словно младенцу, влил в рот Поталану граммов пятьдесят волшебной водицы.

Тот же эффект начал происходить и с хромым. Его вывернутые ноги и руки сначала вывернулись еще больше, а потом выправились, и он, сам себе не веря, начал делать осторожные шаги, затем легкие пробежки и, наконец, словно проверяя покупку в магазине, хороша ли она, стал подскакивать и со всей силой прыгать на своих еще минуту назад увечных ногах. Увидев такое дело, язвенник Пратан на коленях подполз к целителю и, обливаясь слезами, принялся умолять его капнуть несколько капель бальзама на его незаживающие каверны.

— Налей-ка мне, Александр, еще водички! — приказал Побожий своему послушнику. — Нехай и этот спробует на себе нашу воду, может и ему будет польза.

Он щедро на каждую из рай полил водой, и, действительно, сукровица и гниль стали отходить, язвы — мгновенно затягиваться, и обнажилась чистая кожа. Хотя исцеление Пратана не было таким эффектным, как предыдущие, но тоже произвело на толпу сильнейшее впечатление, а сзади по тропинке уже ковыляли к пагоде еще несколько увечных, неся настоящих расслабленных. Однако только что «исцеленный» Пратан грудью закрыл нм дорогу к святому старцу, объясняя, что чудотворец устал и на сегодня чудеса окончены, да и сам старец, сообразив, что на четвертом чуде может произойти осечка, поднялся и несколько раз сделал руками крест-накрест, показывая, что прием жаждущих исцеления окончен, после чего скрылся в храме.

Так в окрестностях Маунт Лааинии появился святой, оживляющий полумертвых и поднимающий парализованных, но, как понимает читатель, всякое дело требует профессионализма, и, хотя русский майор был дилетантом в вопросах исцеления, он попал в надежные руки профессиональных калек, которые установили очередь исцеляющихся. Естественно, что настоящие больные всегда оказывались в самом ее конце и, несмотря на все усилия и траты родственников, чем больше тратили денег, чтобы оказаться подальше от ее конца, тем все дальше и дальше оказывались от ее начала.