Джон Адамс - Путь волшебника

— Мм… Я не знаю… Ты ведьма?

— Я слушалась дядю. Получила от него много знаний. Он был истинным дибиа. Научил глотать яд и оставаться живой, помогать росту трав и деревьев. И отец разбогател на биржевой игре не без моего содействия… Магия джу-джу — штука довольно сильная. Но потом… мои мать и сестра… — Она сглотнула ком в горле.

Нкем хмуро посмотрел на женщину, когда та зажмурилась и сжала кулаки, а потом отвернулся, чтобы следить за дорогой. Но по коже у него шел мороз.

— Так что произошло с твоей матерью и сестрой? — осторожно спросил он.

— Они умерли! И я не знаю почему! Какая-то заразная хворь! — резко бросила женщина. — Я ничего не делала!

Нкем молчал, ожидая продолжения.

— Мой… дядя был вне себя от горя, когда это случилось, — сказала женщина. — Он искал виноватого и потому проклял меня. Он так любил всех нас. — Она глубоко вздохнула. — У дяди была ферма в десяти милях от Оверри — там он разводил страусов эму.

«Страус эму, — подумал Нкем. — Вот как они называются».

— Он превратил меня в страуса и запустил в стаю. Двадцать лет я прожила с птицами.

Нкем с огромным трудом заставил себя сосредоточиться на дороге. Проклятая стая эму, бегущая рядом с «ягуаром», и растущее число зевак нисколько не способствовали этому. Он сжал пальцами руль и глубоко вздохнул. «Какая чушь! — думал он. — Сущий бред!» Может, за завтраком ему в еду подсыпали легкий наркотик? Может, кто-то из поваров ненавидит его фильмы? А почему бы нет? Что-то похожее произошло с одним из актеров несколько лет назад. Но вот что удивительно — Нкем верил каждому слову женщины-птицы. Каким-то образом он знал: все, что она говорит, — правда.

— Двадцать лет я старалась не попадаться дяде на глаза, — сказала она. — Его дела шли отлично. Оверри оказался очень удачным рынком для сбыта страусятины. — Огаади выглянула в окно и понизила голос: — Люди все одинаковы. Большинство из них даже не догадывались, что ели страусов эму. Думали, покупают говядину. А дядя считал, что меня давно зарезали и продали. Но он очень хорошо учил меня. Я пряталась весьма искусно, вот только убежать не могла. К изгороди вокруг фермы было подведено электричество.

Нкема осенило:

— А эта гроза… Гроза вчера ночью, она чем-то помогла?

— Верно, — кивнула женщина. — В ограду ударила молния. И я сразу поняла: вот шанс на спасение. И еще больше напугала страусов, заставив их кинуться прочь. А забор все-таки был под напряжением, многие погибли. Я… не ожидала такого. Не предусмотрела. Так расстроилась… — Из глаз Огаади хлынули слезы. — Понимаешь, когда я увидела твой автомобиль, то подумала, что судьба дарует мне еще одну возможность. Я хотела покончить с жизнью…

Ее слова растрогали Нкема. Хотя рассказ граничил с бредом, на уровне подсознания он ощущал, что их судьбы похожи. Он тоже не от мира сего. Конечно, умирать он не хотел, хотел просто отказаться от такой жизни.

— Наверное, от удара джу-джу моего дяди разбился, — проговорила Огаади.

По мере их продвижения все больше автомобилей замедлялись. Вскоре Нкем понял, что быстрее двенадцати миль в час ехать не может. Ни Огаади, ни ее страусиной стае это не понравилось. Птицы, разозлившись, вновь принялись издавать звуки, напоминающие барабанный бой. А женщина выказывала все больше признаков беспокойства, поглядывая на сопровождающую толпу любопытных.

— Что тут делают эти люди?

— Не бери в голову! — брякнул Нкем. — Ну кто откажется задержаться и поглазеть?

Далеко впереди движение совсем замедлилось, это смахивало на новую, жутко неприятную пробку. Вдруг Огаади повернулась к Нкему и с выпученными глазами воскликнула:

— Ты ему помогаешь!

— А? Что? Ты о ком?

— Он может все на свете остановить! Я знаю его уловки! — Женщина вцепилась в руль.

— Ты что делаешь?! — заорал Нкем.

Проскочив в опасной близости от двух автомобилей, они слетели с дороги. Нкем слышал шелест травы и кустов под днищем «ягуара». К счастью, они остановились, не врезавшись ни во что. Огаади распахнула дверь и выпрыгнула наружу. В это время страусы налетели на машину с другой стороны, стуча клювами по стеклу.

Нкем понял, что сходит с ума.

— Останови их! — закричал он, покидая автомобиль.

Запутавшись в своих ногах, Нкем упал на землю. Поднялся и неуклюже шагнул к ближайшему эму, пытаясь оттолкнуть от «ягуара», но страус оказался слишком сильным и тяжелым для него. Птица вырвалась, и Нкему пришлось отдергивать голову, чтобы уберечь нос от удара клювом.

— Что это?! — кричал он, вцепившись в перья. — О боже! Что происходит?

Неожиданно чьи-то руки обхватили его талию.

— Не смей причинять зло моему народу! — шипела Огаади ему в ухо, оттаскивая от автомобиля.

Они упали на землю. Нкем попытался отползти в сторону, но она вцепилась как клещ. Тогда он уперся в нее ногами, стараясь вырваться из хватки. Женщина-птица снова обхватила его, и они покатились по траве.

— Прекрати! — воскликнул он и наконец выскользнул из объятий.

— Это он тебя послал! — закричала она в ответ. — Думаешь, я дура?

Огаади вновь прыгнула на него и повалила на землю. Пот смешивался с пылью, щедро марая футболку Нкема. Он здорово испугался. Женщина была сильнее, она перевернула его на спину, придавила ноги своими, а руки прижала к траве выше головы. В таком положении он не мог сопротивляться.

— Что тебе не нравится?! — рычал он, буравя взглядом ее безумное лицо.

Едкий пот, сбегающий на глаза, заставлял его моргать.

Как и от птиц, от Огаади пахло грейпфрутом, но также и потом. Впившись в его глаза своими шоколадно-солнечными, она тяжело вздохнула. Мышцы ее лица начали расслабляться, ярость сменялась обычным недовольством.

— Значит, он тебя не посылал? — проговорила она.

— Нет! — ответил Нкем, и оба замолчали.

— Разве это не Нкем Чуквукадибия? — громко сказал кто-то.

Нкем и Огаади одновременно повернулись к дороге. Машины стояли на обочине, люди покидали их, привлеченные интереснейшим зрелищем. И никто не спешил на помощь. Нкем даже не удивился. Они с Огаади откатились на несколько ярдов. Здесь, в густой траве, могли водиться змеи. Нкем чертыхнулся и, несмотря на сидевшую сверху женщину, пнул одну из птиц. Но страус так увлекся расклевыванием «ягуара», что и внимания не обратил на жалкую попытку.

— О господи, — сдаваясь, простонал Нкем и расслабился. — Моя жизнь — сплошное дерьмо.

И поднял глаза к небу, страстно желая, чтобы оно обрушилось. Там снова парил растреклятый орел — должно быть, ему тоже нравилось наблюдать за суетой, но сверху. Огаади глянула на Нкема с явным презрением.

— Ненавижу слабаков, — сказала она.

— Мне плевать на твою ненависть, — дернулся он.

— Тебе не идет быть слабаком.