Евгения Бойко - Дом Воды и Воздуха (СИ)

Если быть до конца откровенной я и сама не была к этому готова. Я еще не решила как себя вести в отношении его бывшей любовницы и бастардов. В отношении детей ясно одно: привечать их и любить, будто собственных я не могу. Увы, я не принадлежу к женщинам способным заботиться о чужих детях и умиляться ими. Даже если это дети Гая. Особенно если это его дети!

Закон в таких случаях однозначен – незапланированные, незаконные дети принадлежат семье матери. Рассматривая ситуацию с человеческой точки зрения, это может показаться несправедливым, но если абстрагироваться и взглянуть на ситуацию по-нашему: правильно ли рожать ребенка только чтобы привязать мужчину и получить от него деньги и власть? Горе мамаши, конечно, страстно желали Гая, но любили ли они его или мысль об обеспеченном будущем?

Все это правильно и логично и по закону. Но дети в своем происхождении не виноваты. Поэтому Гаю придется периодически встречаться с ними, особенно с дочерью. И я даже не попытаюсь помешать этому. Я убила ее мать. Косвенно я была причиной того что он не женился на Иокасте. И если бы у меня были дети от мужчины, не являющегося моим мужем, я бы не хотела чтобы он их игнорировал. Вот такая, неправильная на первый взгляд, женская солидарность. Когда ты сама стоишь за чертой закона к проступкам окружающих начинаешь относиться чуть-чуть иначе.

Ход моих мыслей прервал Анастас, расщедрившийся пригласить меня на танец. Он тяжело переживал потерю памяти Дейм. Пожалуй, тяжелее, чем сама Елена переживала сделанную ею «подлость и низость». Мыши плакали, кололись, но продолжали, есть кактус. Так и Елена, плакалась, занималась самоедством, но продолжала делать, то, что надо для выживания – убивать врачей-садистов, стирать память и разбивать сердца – в первую очередь свое. Я приглашала ее на этот бал, но она отказалась, боясь столкнуться с Анастасом. Почему-то вбила себе в голову, что он узнает, что она сделала и убьет ее.

Я в этом сильно сомневалась. Правда спрогнозировать реакцию Анастаса было трудно: все-таки Дейм ему нравилась, а настоящей – для него, – Дейм была Елена. Влюбленные мужчины способны на многое. Хотя в одном Елена была права, ничего кроме кратковременного флирта между ними быть не может, и это огорчает. Потому что и наша дружба обречена. А каково будет Анастасу узнать, что его женщина лет через двадцать постареет, а через сотню, умрет?

Должно быть, также трудно, как и Елене знать, что у нее с демоном нет никаких шансов. Лучше для нее и в самом деле найти человека.

– Вас, наверное, ужасно раздражает необходимость самой зарабатывать на жизнь, – сказал он. – Лебезить, прислуживать, подчиняться? Вы теперь вторая на очереди.

Анастас сегодня был не в настроение, колкости из него так и сыпались. Я относилась к этому снисходительно, если бы Гай вдруг забыл меня, я бы тоже не была примером добронравия.

– Чепуха, – возразила я. – Меня раздражает, служба на благо людей, которые этого не заслуживают. Жалкие прожигатели жизни, бездумно тратящие деньги заработанные другими, бьющие жен и измышляющие заговоры. Мне нравится бушующий в крови адреналин, чувство выслеживающего жертву охотника… вкус опасности… боюсь, если бы не Ян, мне пришлось бы стать убийцей чтобы испытывать эти великолепные ощущения.

– Вы пугаете меня, дорогая нотта.

– Мне сладка мысль о вашем сильном теле, трепещущем… от страха.

Анастас раздосадовано поморщился. С ним у нас были старые счеты ведущие начало от первой встречи: я была восьмилетним ребенком, которому напыщенный индюк пытающийся казаться значимей, чем он есть, сразу не понравился и, улучив момент (весьма неподходящий) я наслала на него заклятие щекотки, единственное которое я умею. Предложение моей кузине он так и сделал, ни в тот вечер, ни после. Видимо ей и ее батюшке не понравилось, что жених захохотал в самый неподходящий момент. Наверное, надо было дождаться хотя бы окончания предложения. Жених, героически пытающийся не смеяться и продолжать не самое приятное зрелище для девушки.

Что ж, после всего он должен меня благодарить: девушка оказалась еще той особой, сведя мужа в могилу за жалкую пятилетку. Но как это мелочно ненавидеть человека из-за одного незначительного эпизода. Ладно-ладно, двух.

– Вспоминаете и смеетесь, да? – злобно прошипел Анастас чуть сильнее, чем следует, сжимая пальцы. – Никогда не испытывали на себе действие этой штуки? Сначала ощущение едва заметное, заставляющее улыбаться, а после все сильнее и сильнее. Должно быть, вам было весело, когда я пытался отдышаться и бормотал «Подождите, сейчас отсмеюсь и продолжу».

Анастас негодовал, ноздри его породистого прямого носа раздувались

– А когда вам было пятнадцать? Припоминаете, как подлили мне в коктейль настойку вашей матушки? Легко представить как, сатанински хохоча, вы пинали меня обутыми в туфельки ножками, когда я беспомощный лежал в гостевой комнате!

– Отцы-основатели, – возмутилась я, – никто вас не пинал. Неприятные ощущения это побочный эффект настойки. И как только ваше бурное воображение не подкинуло вам объяснение моих поступков!

Конец фразы вышел излишне эмоциональным и драматичным. Перебор.

– Какое еще объяснение? – рыкнул мужчина так зло, будто я подшутила над ним только вчера.

– Вы мне нравились, – тихо ответила я и отвернулась. – Я хотела привлечь ваше внимание.

От неожиданности Анастас сбился с такта и сделал па невпопад. Я почти видела, как в его умном мужском мозге крутятся шестеренки. Все мои фразы, остроты и поступки приобретали совершенно иной смысл. Безответная юношеская любовь, она такая, да.

От необходимости как-то отреагировать Анастаса спас закончившийся танец. Провожая меня к стульям, он выглядел как выброшенная на берег рыба. Предложил принести вина или сладостей, но я вежливо отказалась. Отошел на пару шагов и, повернувшись, сказал:

– По-моему, вы просто несносная девчонка, – и усмехнулся.

Когда отыграли вальс, я сочла возможным незаметно удалиться из зала. На галерее второго этажа Гай что-то обсуждал с группой прогрессивно настроенных ноттов. Кое-кто из мужчин поглядывал на меня с интересом, но я не присоединилась к разговору, не имея желания выслушивать банальные сентенции о либерализме и новом своде законов который хотели подать на подпись королеве.

Меня больше беспокоило, что будет, когда королева умрет.

Когда собеседники Гая разбрелись, он сам подошел ко мне с двумя бокалами вина. Месяц выдался тяжелым, и стройное тело Гая стало чересчур худым, под глазами залегли темные круги. Он таял как призрак на ветру. Но я знала, он справится. Кастилла оставила после себя просто потрясающий беспорядок, но Гай все исправит. Два-три года, и дела Дома потихоньку пойдут в гору. Если кто и способен это сделать, то только он.