Кристофер Сташеф - Чародей и сын

— Тебе кажется, что этот епископ на самом деле правит деревней?

— Да. Что само по себе довольно смешно. Он называет себя епископом при том, что ему подчиняется один-единственный жалкий приход. Так что, сынок, тут мы видим яркий пример теократии. — Род посмотрел на Магнуса. — Не хочешь наведаться туда со мной и точно выяснить, так это или нет? Или ты боишься разрушить свои предубеждения?

Магнус ответил отцу холодным взглядом.

— Я поеду с тобой, если ты дашь мне слово не пытаться свергнуть ту власть, которую люди сами для себя выбрали.

— Договорились — при условии, что они по-прежнему желают этой власти. В конце концов ты можешь быть прав: это несимпатичное маленькое правительство вполне может представлять несимпатичный маленький народец.

Выехав из леса, Род и Магнус услышали пение хора — судя по всему, любительского. Род посмотрел на стоящую на пригорке церковь.

— Не нравится мне твой взгляд, — заметил Магнус. — Ты явно задумал что-то неладное.

— Почему «неладное»? Вовсе нет. В том смысле, что я‑то — добропорядочный католик, верно?

Магнус собрался было ответить, но Род его опередил:

— Ладно, забудем об употребленном мной прилагательном. Но все же я видел и слышал достаточно месс, чтобы знать, какими они должны быть — в особенности с тех пор, как ты подрос и стал ходить в церковь. Вот я и задумался — та ли это литургия или нет.

— Разве месса не везде одинакова?

— В основе — одинакова. Случаются местные вариации — но основу всегда можно узнать.

— И теперь ты гадаешь, удастся тебе это или нет? Или хочешь позаботиться о том, чтобы тебя не заметил епископ? А он тебя непременно заметит — ведь сегодня будний день, и народа на службе наверняка мало.

— Что я слышу? Ты подозреваешь меня в тайных умыслах? Ты удивляешь меня, сынок. И как тебе такое в голову могло прийти? Ну, вперед?

Они въехали на холм, привязали коней к столбикам церковной ограды, вошли в церковь и обнаружили, что служба в полном разгаре. Род в изумлении остановился на пороге. Церковь была полна народа и оказалась не такой уж маленькой.

— Они — истинно верующие, — прошептал Магнус на ухо отцу.

— Или не смеют отсутствовать на службе, — шепнул в ответ Род.

Они встали в тени недалеко от входа. Епископ продолжал службу. Казалось, он не заметил вошедших — что было вполне вероятно. По традиции раннего средневековья в церкви не было скамей, все прихожане стояли.

Род и Магнус сразу поняли, что месса не настоящая — или по крайней мере не такая, к какой привыкли они. Во-первых, распятие стояло сбоку от алтаря, а не посередине, и даже в нем самом было что-то не так. На том месте, где должно было стоять распятие, возвышалась довольно грубо сработанная статуя, изображавшая человека, одетого точно так же, как епископ — нечто вроде плохой памяти об истинных епископских регалиях. После «Kyrie» [3] «Kyrie eleison» ( греч .) — «Господи, помилуй». Это песнопение в богослужении и у католиков, и у православных христиан исполняется по-гречески. все прихожане запели: «Прости нам, Боже, непослушание наше». Текст «Gloria» [4] «Gloria» (лат.) — «Слава», Великое Славословие, «Слава в вышних Богу, и на земли мир, в человецех благоволение». большей частью касался людской никчемности, а вовсе не доброты Божьей. «Confiteor» [5] «Confiteor» — чин общего покаяния у католиков. тянулась бесконечно.

— Кто будет исповедоваться в прегрешениях своих? — вскричал епископ, а когда никто ему не ответил, он дал знак двоим дюжим молодцам. Те ринулись в толпу прихожан, схватили какого-то парня и швырнули его на колени перед алтарем.

— Исповедуйся! — громогласно возопил епископ и грозно указал пальцем на несчастного парня — так, словно был готов метнуть в него молнию. — Исповедуйся в том, что испытывал похотливое желание к Джулии!

Девушка, стоявшая довольно близко к первым рядам, залилась пунцовым румянцем.

— Но я не… Я…

— Ты таишь свои порочные желания в сердце! Трое взрослых видели, как ты глазел на нее, когда она проходила мимо, видели, что ты провожал ее взглядом, покуда она не скрылась из виду! От них не укрылась похоть в твоем взоре! Исповедуйся!

— Но я ничего… Я…

Епископ кивнул двоим здоровякам. Один из них шагнул к парню, схватил его за руку и завернул за спину. Парень вскрикнул от боли, а епископ велел:

— Исповедуйся!

Магнус рванулся вперед, но Род успел удержать его.

— Мы просто наблюдаем, не забыл?

Парень забормотал. Он сбивчиво признавался в своих порочных помыслах, которые становились все более и более преступными по мере того, как епископ выспрашивал его о подробностях, а здоровяк еще сильнее выкручивал руку. Бедная девушка, ставшая камнем преткновения в этой невинной истории, была готова сквозь землю провалиться от стыда. Прихожане глазели то на нее, то на парня, сбивались ближе к алтарю, чтобы услышать все, до последнего слога. Когда юноша закончил свои признания, епископ объявил об отпущении его грехов — своей волей, а не волей Господа — и позволил юноше вернуться к остальным прихожанам. Затем он исповедовал еще двоих грешников. Оба проявили удивительную готовность признаться в своих прегрешениях: первый — в краже яйца, второй — в том, что днем раньше не пришел на мессу. И тот, и другой кляли себя на чем свет стоит, объявляли себя никчемными безбожниками. Наконец епископ с явным удовлетворением перешел к проповеди, в которой разглагольствовал о грехопадении Рануффа, его самоубийстве и грехах его отца, Робле.

Наконец настала очередь Литургии Верных. Род удивился тому, что не происходит сбора денег, но потом решил, что в этом нет никакого смысла — ведь люди наверняка и так отдавали епископу все до последнего гроша. Однако его изумило то, что епископ не совершил обряда принесения даров, омовения рук. Он только вынул облатки, налил в чашу вина, наспех благословил, после чего произошло причастие — вернее говоря, нечто вроде причастия, а именно: епископ со священником причастили друг друга, троих алтарников и двух монахинь. И все.

— А пастве причастия не дадут? — возмущенно вопросил Магнус, когда они вышли из церкви — поспешно, опередив толпу прихожан.

— По всей видимости, нет, — ответил Род. — Наверное, они того недостойны. — Он отвязал от столбика поводья Векса. — Сколько времени мы там пробыли, Векс?

— Полтора часа, Род.

— Значит, само причастие продолжалось не более десяти минут.

— Но разве причастие — не самое главное в мессе? — спросил Магнус.

— Предполагается, что это так, — сказал Род и многозначительно поднял указательный палец. — Запомни это слово: «предполагается». Но можно задать вопрос: «А чье это предположение?» Нет, сынок, на мой взгляд, это — не месса.