Андрей Калганов - Родина слонов

Живая гора недвижимо стояла в круге костров — похоже, спала. Пришельцы мало-помалу располагались кто у костра, кто под кибиткой. Погуляли они на славу. Да что погуляли — перепились вусмерть. Недаром Кудряш решил именно сегодня к странникам наведаться — прознал, что к ним заявится Харя, купчишка, до гульбища охочий.

Живая гора вдруг замотала головой, но вскоре успокоилась — видно, приснилось что-то.

— От кабанище! — высунулся Чуек. — Такого укормить — всем родом горбатиться!

— Укормить ништо, — со всей возможной солидностью прошептал Гридя, — токмо бы дерьмищем не завалил...

Вишвамитра уселся на колени шагах в двадцати от животины и замер.

— Чего это он?! — удивился Гридя.

Неимоверных размеров берестяная фляга с медовухой в надцатый раз пошла по рукам. Тащить флягу до места назначения было бы делом весьма хлопотным, если бы не придумка Гриди — парень обернул емкость крест-накрест веревкой, затянул узел, а оставшиеся концы сплел и перекинул через плечо.

— А пес его знает, — философски ответил Кудряш. Они выждали еще часа три, пока совсем не стемнело. В фляге осталось, дай бог, треть.

— Ну, хлопче, пора! — сказал Кудряш. Чуек заерзал:

— Я это, чего сказать хочу, уж здоров он больно, не потоптал бы!

— Неча тута! — разозлился Кудряш. — Раз пришли, знамо дело, должны задуманное исполнить. — И вновь приложился к медовухе.

Язык Кудряша сильно заплетался, а душа жаждала праздника. Вместо шепота, которым надлежало разговаривать в засаде, громыхнул солидный бас. Забрехали собачки. Из-под кибитки, пошатываясь, вылез мужик, поскреб пузо, шикнул на псов. Что-то недовольно крикнула женщина. Мужик захохотал и полез обратно. Под телегой ойкнуло, задышало, застонало... Вскоре табор затих.

— Ч-ш-ш!.. — прошипел Кудряш, грозя пальцем неизвестно кому. — Неча... Доспели пришельцы. Таперича им корову за аргамака можно выдать, а не токмо одра твоего. Ты, Чуек, давай обратно в овражек и дуй к леску за одром. Токмо посмотри, чтобы копыта ладно были обмотаны, проверь, чтобы тряпье не слезло, тихо чтоб привел.

— Ить, с понятием мы... — осклабился Чуек.

— И под хвостом проверь, чтобы затычка не вылетела, — в тон старшему дал наказ Гридя, — а то пердеть начнет, сдуется, как лягуха.

— Ты батьку свово поучи чад стругать...

Чуек икнул, приложился к фляге и пополз к оврагу — выполнять поручение.

Недалеко от табора произрастал лесок. В нем и стоял коняга, к которому направлялся хлопец. Направлялся путем окольным, не напрямки — ради скрытности. Хоть и дрыхнут пришельцы, а наглеть не надо — целее будешь.

Одр был привязан к березе. Завидев Чуйка, он радостно заржал.

— Цыть, кляча, — ткнул кулаком Чуек, — побалуй у меня! Жри и молчи, не то на колбасу пойдешь! — Конь все понял и захрупал — на морду была надета сума, набитая овсом.

На первый взгляд коняга был вовсе не плох — сытый, холеный; хвост и грива расчесаны; нервно перебирает ногами, словно застоялся и только и ждет, чтобы пуститься вскачь.

Лет десять назад он, может, и был молодым и горячим.

Надули одра хлопцы через отхожее место при помощи тростинки, да место это соломой, обмазанной глиной, заткнули. Настоем на буйных травах напоили коника, вот он и выглядит важно. Ежели к шкуре и зубам не приглядываться.

Дождавшись, пока луна нырнет за тучу, Чуек привел коня к Кудряшу с Гридей. Кметь тяжело поднялся (еще бы, фляга-то почти опустела), взгромоздился в седло.

— Ты это, Гридя, — заворочал языком Кудряш, — поведешь его, токмо тихонечко, чтоб не издох по дороге.

— Може, одру хлебнуть дать, — предложил Гридя, — а то, боюсь, не сдюжит. Там вроде на дне плехается.

Кудряш кивнул и зачем-то приложил палец к губам:

— Только ч-ш-ш...

Одру медовуха понравилась — высосал все, что осталось. Коняга повеселел, взбрыкнул, заржал, даже попытался встать на дыбы.

— Затычку проверил? — поинтересовался Гридя.

— Крепко сидит, — заверил Чуек, — не боись.

И Гридя повел коника в табор. А Чуек от греха ретировался.

Вишвамитра спал сидя, причем с открытыми глазами. Пробудить деда оказалось непросто — пришлось несколько раз врезать по щекам, растереть уши и кончик носа. Ничего, очухался.

Кудряш сразу решил взять быка за рога:

— Сказывали, ты коней важно врачуешь?

Вишвамитра проспаться не успел — взгляд его был мутен, а голос блуждал, как трель пастушечьей дудки. Но старик подбоченился:

— Это так! Вишвамитра не поставит на ноги только мертвого коня.

— Захворал вот, — Кудряш хлопнул одра по боку так, что парнокопытное едва не грянулось оземь, — благородных кровей конь, из сечи лютой не единожды меня выносил. Мне этот конь как брат. Я за него чего хошь дам, только вылечи, — говорил Кудряш сурово, как и подобает воину.

Вишвамитра со значением покачал головой.

— Вишь ты, беда какая, — вдохновенно врал Кудряш, — водицы скакун мой попил дурной и занедужил. Сглазили ту водицу злыдни, так я думаю!

Вишвамитра солидно произнес:

— Полон мир зла!

И заплел пальцы в фигуру, значительно сложнее кукиша.

Кудряш положил свою лапу на щуплое плечо деда:

— Бона, гляди, и зубы пожелтели, и шкура облезла. Это у чистокровного аргамака-то, двухлетка...

Был бы Вишвамитра трезв, наверняка бы понял — коник вовсе не «захворал», кончается коник. А зубы у него желты да шкура местами облезла — то не от хвори, от естественного течения жизни.

— Сила живая из твоего скакуна уходит, — со знающим видом произнес Вишвамитра. — Вишвамитра дыры найдет и залатает, и скакун твой поправится. Как солнце взойдет, так обряд и сотворим.

— Не, не, — испугался Гридя, — до утра никак нельзя ждать. Витязю с первыми лучами в путь отправляться.

— Так и быть, — торжественно произнес гуру, — Вишвамитра приступит к врачеванию, не дожидаясь утра... За услугу мою что дашь?

Кудряш подмигнул Гриде — мол, смотри, как все ладно складывается.

— А чего надо?

Вишвамитра немного поразмыслил и выдал:

— Пять золотых гривен. Гридя аж присел:

— Да ты рехнулся, дед! Пять гривен! Совесть-то поимей.

— Нельзя добро «за так» делать, — спокойно объяснил Вишвамитра. — Не впрок будет. Гость куябский Харя меня сему научил. Очень мудрый человек!

Гридя было принялся рядиться, но, получив хороший тычок под ребра, такой, что даже сквозь брони прошибло, счел за благо заткнуться.

— Деньги немалые, — проговорил Кудряш.

— Немалые, — согласился Вишвамитра.

— А как залечишь мово скакуна боевого, ежели после твоей волшбы хужее ему станет, что тогда?..

— А чего ты хочешь?

Кудряш сделал вид, что сильно думает, даже шелом снял, чтобы почесать вихрастый затылок.

— Скакун у меня один, — наконец заявил он, — и живая гора у тебя одна. Ежели похужеет моему боевому другу, то отдашь живую гору. Так оно по Правде будет. А ежели вылечишь — гривны твои.