Рэмси Кэмпбелл - Новый круг Лавкрафта

Однако надежды его оставались тщетными, хотя вне сомнения должна же существовать некая книга, открывающая путь к его мечте, к его видениям, некая безумная библия, опрокидывающая ложь остальных лжеучений — Писание, что начиналось бы с апокалипсиса и повело бы адепта к гибели творения.

Конечно, в некоторых книгах он нападал на места, что приближались к его видению идеального, намекая читателю, что еще чуть-чуть, и страница перед его глазами перевернется и откроется подлинный вид — вид из пропасти, и якобы существующее зальет зыбкий свет галлюцинаторного бреда и оно окажется отчаянно фальшивым. «Стать ветром в мертвом холоде зимы» — что ж, неплохое начало стиха о снах такого рода. Однако после столь многообещающих намеков визионеры обычно запинались, бормотали что-то невнятное и торопливо удалялись от границ королевства теней за пределами всего сущего. Возможно, они пятились и боялись, заверяя реальность в своей совершенной почтительности. И философский труд обращался к старой, как мир, теме — столь же старой, сколь и профанной, и бесполезной. Всех интересовала власть. Только власть. А знание они рассматривали как нудный и необходимый в своей тягостности пролог к овладению ею. Катастрофическое сознание конца, последняя молния, навлекающая тьму, — все это мгновенно забывалось и забрасывалось. А оставались — что ж, оставались лишь скучные вариации на тему метафизики, совершенно непримечательной и низменной, во всем подобной законам физики, кои та обещала счастливо превзойти. Оставалась презренная карта пути к некоему гипотетическому состоянию совершенной силы и славы. А что терялось? Терялось откровение о том, что всякое творение и всякое знание завершается и находит свой конец в силе и славе. Что всякий конец обретается в изнеможении, в смятении и среди развалин.

Тем не менее книга, содержавшая хотя бы приблизительный намек на искомый абсолют, могла бы послужить его целям. Обращая внимание книгопродавца на отдельные выдержки из таких книг, он обычно говорил:

— Меня интересует вот этот предмет… точнее, область разысканий… Ну, вы видите, какая… и вот мне любопытно, не могли бы вы порекомендовать мне некие другие источники, в которых я мог бы почерпнуть…

Ему рекомендовали другого лавочника. Или советовали встретиться с владельцем частной коллекции. А кончалось это тем, что он вдруг понимал: его не так поняли! Ибо он обнаруживал себя на пороге вступления в общество каких-то сумасшедших демонопоклонников.

Книжный магазинчик, который он сейчас обыскивал, представлял собой лишь незначительное отклонение от типажа, который столько раз очаровывал и разочаровывал его. Но он уже знал, что следует действовать с осторожностью и беречь свое драгоценное время. Что ж, если данная лавка что и скрывала, то явно не среди книг, что он только что осмотрел.

— А вы видели хозяина? — спросил кто-то, стоявший совсем рядом, и он вздрогнул от неожиданности.

Виктор Кейрион развернулся к незнакомцу. Человек не отличался высоким ростом, на нем был черный просторный плащ, а волосы, того же цвета, что и одежда, свободно падали на плечи. Помимо внешности, во всей его манере держаться просматривалось что-то, отчетливо напоминающее ворона, или даже стервятника в ожидании добычи.

— Неужели выполз из норы? — спросил черный человек, небрежно махнув рукой в сторону пустующего стола и коридора теней за ним.

— Прошу прощения, но я никого не видел, — сухо ответил Кейрион. — И я только что заметил вас.

— Что делать — походка такая. Бесшумная. Посмотрите только на мои ноги, — и черный человек ткнул вниз, в пару безупречно отполированных черных ботинок.

Кейрион повиновался его жесту, не задумываясь, и теперь чувствовал себя по-дурацки, словно его обмишулили. Он снова поднял глаза на улыбающегося незнакомца.

— Да вы, я смотрю, скучаете, — сказал человек-ворон.

— Простите?

— Это вы меня простите. Извините, не буду более беспокоить вас.

И человек пошел прочь, и плащ вился за его плечами. А потом он подошел к дальним полкам и углубился в изучение расставленных на них книг.

— А я вас здесь в первый раз вижу, — вдруг сказал он — громко, через всю комнату.

— Я здесь никогда раньше не был, — сознался Кейрион.

— А вот это вы читали? — сказал незнакомец, снял с полки книгу и поднял ее, показывая собеседнику.

Обложка ее была совершенно черной. Название отсутствовало.

— Да нет, — ответил Кейрион и даже не удостоил книгу взглядом.

Наверное, то была защитная реакция: ему вдруг показалось, что с этим иностранцем (а незнакомец и впрямь казался иностранцем, что-то в нем чувствовалось чуждое, нездешнее) лучше не связываться.

— Тогда вы наверняка ищете что-то особенное, — проговорил тот, поставив книгу на полку как ни в чем не бывало. — А я, знаете ли, вас прекрасно понимаю. Знаю, каково это, когда ищешь нечто особенное. А приходилось ли вам слышать о книге, такой весьма особой книге, которая не… одним словом, которая не есть книга о чем-то, а сама и есть это что-то?

И тут надоедливому незнакомцу удалось не столько рассердить Кейриона, сколько заинтересовать его.

— Хм… Звучит… — начал было говорить он, но незнакомец воскликнул:

— Да вот же он! Прошу простить меня.

Оказалось, что хозяин лавки — и знакомый человековорона — и впрямь решил показаться на свет и теперь стоял за столом и оглядывал обоих посетителей.

— Друг мой, — и человек-ворон устремился с распростертыми объятиями навстречу лысеющему и неотвратимо толстеющему человеку за столом.

Они обменялись рукопожатием, потом некоторое время шептались. Человековорона почтительно завели за стол, а потом мрачный книгопродавец, без тени улыбки на лице, повел его прочь, в темноту. В дальнем конце черного коридора вдруг ярко очертился освещенный прямоугольник — это отворилась дверь. Сквозь свет прошествовала высокая двухголовая тень.

А Виктор Кейрион остался стоять среди бесполезных книжек — несчастный, всеми брошенный и обиженный тем, что его не пригласили внутрь. Однако встреча с вороноподобным посетителем пробудила прежние надежды с новой силой. И тогда ожидание показалось ему совершенно невозможным, а желание проникнуть вслед за этими двумя в маленькую, залитую светом комнату сделалось нестерпимым. И Виктор Кейрион уступил ему и теперь стоял на пороге тайной комнаты, настороженно осматриваясь.

Крошечный покой представлял собой подлинную келью библиографа — тесную, заставленную книгами. А посредине стояло несколько стеллажей, образовывавших как бы комнату в комнате. Между ними виднелись узкие, длинные проходы. С порога он прекрасно видел, как можно проникнуть в малую комнатку, однако оттуда доносился громкий шепот, и он не решился нарушить уединение тех двоих. Осторожно ступая, он принялся обходить комнату, жадно разглядывая старинные на вид книги.