Рэмси Кэмпбелл - Новый круг Лавкрафта

Вот почему ближе к десяти я вышел из дома и пошел на север — то есть не туда, куда ходил вчера, а в противоположном направлении. К тому же мне удалось отыскать вполне приметную тропу, тянувшуюся прямо по хребту Коппер-пика, и я шел по ней, наслаждаясь открывающимися внизу удивительными видами долин и склонов. На востоке, далеко-далеко у подножия горы, виднелось скопление крохотных домиков — не иначе, Баррен-Крик. За ним лежал Эйкен-Милл, городок покрупнее — однако и его отделял от «Большой земли» высокий бугристый хребет.

В полумиле от дома я обнаружил примятую полянку в сени древесных ветвей. Оказалось, то было крошечное кладбище. Из травы торчало дюжины две могильных камней самых разных размеров и вида, очень старых и изглоданных непогодой. Некоторые уже почти скрылись в наползающей буйной растительности. Я прошел в середину, к надгробиям, на которых все еще читались надписи: Николас Эсберри, 1761–1834; Стюарт Эсберри (надо же, тезка), 1820–1914; Сюзетт Эсберри Вашингтон, 1823–1902; Джеймс Друид Эсберри, 1895–1938; Сара Коллинз Эсберри, 1811–1899. Меня крайне впечатлило увиденное, ибо я стоял над могилами предков, чьи имена мне едва ли приходилось слышать все прошлые годы. Здесь само прошлое окружало меня, а в землю возвратились кровь и плоть прародителей.

Родители не сказали, где именно похоронили деда. «На нашем фамильном кладбище, в горах», — ограничился краткой ремаркой отец. А вот сейчас мне было до крайности интересно — где же она, могила деда… Я раз за разом оглядывал камни, пытаясь отыскать ее. И тут, в дальнем углу, несколько особняком — точно, да, совсем новый могильный камень над свежим холмиком земли. Я подошел ближе, совершенно уверенный, что отыскал то, что хотел.

Так оно и оказалось. Тимоти Кэдден Эсберри, отец моего отца, родившийся в 1910 году. Рядом с могильным камнем, чем-то напоминавшим обелиск, истлевали увядшие цветы — видно, те самые, что родители возложили на свежую могилу деда. Тоненькие стебли травы прорастали из земляного холмика, а на граните уже проступили бурые пятна плесени. Некоторое время я стоял и не знал, что делать: помолиться? Заплакать? В конце концов я тихо прошептал: «Покойся с миром», ибо не обнаружил в душе более подходящих слов. В самом деле, что мы можем сообщить тем, кто уже умер? А потом я развернулся и покинул кладбище, чувствуя себя странным образом растерянным и смущенным, причем непонятно по какой причине.

Некоторое время я бесцельно бродил по округе и в конце концов выбрел к водопадику — тому самому, что обнаружил вчера. Стояла безветренная тишь, и, глядя на крохотные домики и зеленые склоны в долине, я понял, что в голове у меня звучит какая-то непонятно откуда взявшаяся мелодия. Тихая, весьма гармоничная и приятная — но совершенно незнакомая. Я ведь не композитор — так откуда у меня в подсознании зародилась музыка, которую мне раньше никогда не приходилось слышать?

Размышляя об этом, я постоял на уступе еще немного, а потом решил возвращаться домой. План был такой: легкий ленч — а затем осмотр нескольких шкафов. Я их еще со вчерашнего дня приметил. Кстати, не знаю почему, но меня вдруг одолел интерес к прошлому, а ведь до сих пор жизнь прошлых поколений едва ли меня занимала. Время от времени отец заговаривал о прошлых временах, но особого любопытства я не испытывал и тут же забывал рассказанное, возвращаясь к повседневным заботам. А здесь, в отсутствие иных дел и способов себя занять, прошлое вдруг представилось мне заманчиво интересным.

Когда я наконец добрался до дома, у меня в голове только и мыслей было, что об осмотре шкафов и буфетов. Соорудив себе внушительный сандвич из сыра и ветчины, я запил его холодным чаем и отправился в спальню на поиски скрытых сокровищ.

Родители забрали большую часть одежды и личные вещи деда. Однако вскоре я обнаружил трогательные реликвии прошлого — милые и маленькие: набор для бритья, с помазком и опасной бритвой, слегка заржавевшие карманные часы, несколько флаконов одеколона столетней давности — почти нетронутых. В углу лежала стопка книг: Библия, словарь, что-то под названием «Энциклопедия для мальчиков», атлас мира — все по меньшей мере сорокалетней давности. И тут я заметил несколько картонных коробок с шестидюймовыми бобинами для того самого катушечного магнитофона, что стоял в гостиной. Я вытащил их из угла, все четыре. На каждом красовалась надпись поблекшими черными чернилами и весьма неразборчивым почерком, принадлежавшим, судя по всему, моему деду.

На двух бобинах записаны были проповеди в местной церкви, на которых дед, видимо, присутствовал, на третьей — радиопередача, датированная 1964 годом, а вот на четвертой написано было — «Занн», и стоял год — 1966.

Вот ее-то я тут же и утащил в гостиную, отыскал в углу магнитофон и приготовился внимательно слушать. Оставалось лишь молиться о том, чтобы проигрыватель не вышел из строя за то долгое время, пока им никто не пользовался. Я воткнул вилку в розетку — похоже, все работало. Катушки закрутились, а я стоял в тревожном ожидании, прислушиваясь к потрескиванию и шипению, которые издавал крохотный динамик. И тут я услышал голос — и сразу понял, что он принадлежит деду: глубокий, медленный, певучий выговор южной Виргинии — у отца был похожий. Голос звучал неуверенно, казалось, дед нервничает — возможно, оттого, что не привык наговаривать текст на пленку. Вот что он сказал:

«Я делаю эту запись, чтобы проверить пару мест из текста Занна, а именно начиная со страницы 121 и до 128 в книге „Сферы за пределами звучания“. Меня зовут Тим Эсберри, я живу на Коппер-пике сразу за Баррен-Криком, штат Виргиния, и с этой записью мне помогают мои соседи: Джон Юбэнкс, Фред Вортон, Рэй Филипп и Билл Миллер. Я записываю все это во дворе, стоя лицом к вершине горы. Эээ… мы повторили некоторые стихи… мнэ… то есть строчки из книги, но это будет наше первое полное исполнение того, что Занн называет… эээ… вызовом. Мы с друзьями читали текст, и мы думаем, что если следовать всем указаниям его автора, то мы действительно получим… эээ… откровения, как он и предсказывал.

И я решил записать все, что мы делаем, на магнитофон… не знаю, что нас ждет, но если у нас получится, здесь, наверное, станет опасно. Занн пишет, что эти… эээ… существа… эээ… с другой стороны… эээ… они не всегда злые, просто у них природа такая, как у… эээ… акулы в океане… разрушительная. Как отослать обратно результат… эээ… вызова… написано на страницах со 135 по 137, и мы неоднократно репетировали эту часть несколько раз на общих собраниях.

А еще я хочу сказать, что верю в искренность автора книги. У меня есть тому доказательства. Два месяца назад я ходил со скрипкой на кладбище и сыграл музыку со страниц 39 и 40 — прелюдию к музыке, которая открывает дорогу в царство смерти. И пока играл, я видел — и я уверен в этом так же, как в том, что сейчас сижу здесь во дворе, — как из могил вышли разложившиеся тела моих родичей и встали вокруг меня, и это такая же правда, как то, что я стою обеими ногами на земле. Но я испугался и не стал играть дальше, и они исчезли. Но еще два раза ходил на кладбище и слышал странную музыку — хотя там некому было ее играть. Думаю, это такой ответ на приглашение, которое я играл на скрипке. Но я не стал отвечать. И я не хожу больше на кладбище ».