Рэмси Кэмпбелл - Новый круг Лавкрафта

Это был странноватый документ — многостраничный, причем писанный на бумаге из пальмовых листьев, да еще и разноцветными яркими чернилами. Листы переплели между двумя досками старинного дерева, сплошь покрытыми резьбой с непонятными рисунками. Книга испускала ощутимый запах старости, некоей вековой плесени и гнили, словно и впрямь лежала погребенная под спудом столетий…

Я читал то, что знаменитый археолог и исследователь тихоокеанских островов Гарольд Хэдли Коупленд счел нужным написать об этой книге в своей вызвавшей столько споров и неприятия работе «Доисторическое прошлое островов Тихого океана в свете „Писания Понапе“» — и надо сказать, воспоминания о прочитанном не добавляли приязни к книге. Бедный профессор Коупленд, некогда блестящий и смелый ученый, запятнал свою исследовательскую репутацию полными грубых неточностей и немыслимых допущений теориями о так называемом «утерянном континенте Му», который некоторые оккультисты и шарлатаны, подобные полковнику Черчворду, считали местом зарождения человеческой расы — «тихоокеанской Атлантидой», как они ее называли.

Внезапно я заметил, что Мэйхью оторвался от чтения и смотрит на меня лихорадочно блестящими, возбужденными глазами.

— Что-то удалось обнаружить, Профессор?

— Слоун, мальчик мой… ты был прав. Вот они — здесь. Загадочные значки, что мы срисовали с Черного камня — вот они! Смотри, — и он показал на несколько символов, вычерченных на твердой, как кожа пергамента, но осыпающейся от старости пальмовой бумаге. — Здесь… здесь… и здесь.

— Странно, что вы сразу их не опознали — а ведь так долго искали отгадку к письменности камня, — глупо промямлил я, не зная, что тут толком можно сказать.

Профессор лишь нетерпеливо пожал плечами.

— Я лишь мимоходом просмотрел оригинал, — пояснил он. — Меня тогда больше интересовал английский перевод… Но посмотрите сюда. Я попытался сопоставить иероглифы с английским текстом и получил вот такие предварительные результаты…

Я вгляделся в нацарапанное на листе блокнота — Мэйхью возбужденно размахивал им перед моим носом. Сейчас мне трудно припомнить значения всех символов, однако из тех трех, что я уже приводил выше, один читался как «Йиг», второй — «Мномква», а третий…

— Голгорот! — благоговейно прошептал Мэйхью.

И тут меня снова пробрал нездешний холод, словно кто-то запустил ледяной сквозняк непосредственно в душу, и та сжалась от стылого дыхания.

Заведующий отделом рукописей Библиотеки Кестера, профессор Эдвин Уинслоу Арнольд, оказался круглолицым добродушным человеком с улыбкой херувима и проницательными голубыми глазами. Естественно, он не впервые слышал имя моего патрона, а я, в свою очередь, был наслышан о его академических трудах — нужно ли говорить, что мы получили полное его содействие, и в наше распоряжение тут же предоставили разрозненные записки и бумаги, оставшиеся после Абнера Езекииля Хоуга. Конечно, большая часть семейного архива Хоуга хранилась в Историческом Архиве штата Массачусетс, однако навряд ли там могли оказаться бумаги, содержавшие интересующие профессора Мэйхью сведения. Документы, связанные с «Писанием Понапе», конечно, не выдавались на руки кому попало — из закрытого хранилища их могли получить для ознакомления лишь признанные ученые.

Через пару дней в руках у Мэйхью оказалась долгожданная добыча: истрепанная, со следами воды на страницах записная книжка, которая явно принадлежала сопровождавшему Хоуга человеку по имени Йогаш. Этот самый Йогаш был доверенным слугой купца, который подобрал и пригрел его на одном из островов в Тихом океане. По слухам, в его жилах текла смешанная кровь — полинезийская и какая-то восточная, хотя какая именно, непонятно (на память мне некстати снова пришли безумные писания бедного Коупленда: тот в «Доисторическом прошлом» умудрился заявить, что этот самый таинственный Йогаш был — ни много ни мало — «потомком человека и Глубинного»; бедный археолог явно находился не в себе, выводя эти строчки, и что он имел в виду, оставалось решительно непонятным).

Так вот, Йогаш вел записную книжку, в которой английские слова перевода, зачастую помеченные на полях знаком вопроса, долженствующим передать сомнения переводчика в правильности эквивалента, располагались напротив столбцов тщательно выписанных иероглифов. Так выглядел ключ к языку «Писания», и, изучив его, Мэйхью надеялся перевести загадочные надписи на Черном Камне.

— Все, все здесь! — злорадно приговаривал профессор, поглаживая размытые, запятнанные страницы старинной записной книжки. — Нуг, Йеб и мать их, Шуб-Ниггурат…

А еще Йиг и Мномква, и сам Голгорот — собственной персоной!..

— Это боги какого-то тихоокеанского пантеона? — осторожно поинтересовался я.

— Ну, если судить по «Писанию», то да… — задумчиво пробормотал в ответ мой собеседник.

— Но… как это возможно? Если это действительно так, то как, каким образом боги из Тихоокеанского бассейна почитались на другой стороне земли в джунглях Африки? — воскликнул я.

Профессор внимательно оглядел меня с ног до головы через пенсне и после нескольких мгновений тягостного молчания заметил:

— У меня нет объяснений этому явлению. Так же, как я не могу объяснить, как значки, обнаруженные на табличках с острова Пасхи, о котором писал Черчворд, попали в надписи на стенах Мохенджо-Даро на севере Индии.

— Да этот Черчворд никакой не ученый, а просто оккультист! — возмутился я. — К его работам никогда не относились всерьез в научном мире!

— Тем не менее таблички с острова Пасхи существуют, — вы можете убедиться в этом, просмотрев замечательные фотографии в экземплярах «Национального географического вестника» — даже специальные издания ворошить не придется. И я полагаю, что вам нет необходимости доказывать подлинность — если не значение для науки — надписей, обнаруженных при раскопках Мохенджо-Даро?

Я покорно кивнул, ибо не находил никаких аргументов для возражения. Но — как? Как объяснить столь удивительное совпадение, если только не предположить существование некоей жившей по всему миру доисторической расы или общераспространенного религиозного культа, которые к тому же счастливо избежали до сих пор научного внимания?..

Сбитый с толку и ошеломленный, я решил заняться другими более понятными делами и перестать задавать себе и другим риторические вопросы.

С любезной помощью доктора Арнольда профессор Мэйхью и я вскоре обзавелись прекрасными и весьма четкими фотографиями страниц записной книжки — они понадобились нам для дальнейшего изучения и сравнения с надписями на Черном камне. Очевидно, что собственно оригинал записок Йогаша не мог покинуть стен Библиотеки Кестера, ибо составлял неотъемлемую часть хранящегося там архива семейства Хоуг.