Андрей Левицкий - Эромагия

— Аназия, а что этот старый козел говорил об извратительном человеколюбии? Что в этой книжке такого? Я думала, это книга заклинаний…

— Ну… — Лаборантка, похоже, смутилась. — Понимаешь, это книга… такая, о разном… О всяких тонкостях человеческих взаимоотношений… И заклинания там тоже есть, в конце.

Анита внимательно поглядела на метлу, и ей снова почудилась тощая девица с лошадиной физиономией и сбившимся набок алым бантом в соломенных кудрях.

— А ну-ка, подружка, рассказывай! Что у тебя с этими заклинаниями случилось? Ты же говорила, что изучаешь эту, как ее… левитацию? А на самом деле?

— Ну, эта… А ты никому не скажешь?

— О чем не скажу?

— Ну, об этом. Послушай, если будешь помалкивать, я и тебе помогу блондинкой стать. Только никому не говори, ладно?

— Блондинкой… Так вот в чем дело!

— Ну да, — закивала Аназия. Теперь, когда она решилась признаться, слова так и полились: — Я в самом деле не всегда была блондинкой, но в этой книге… ну, там всякие способы человеколюбия… Вот, а есть и еще описание, как добавить привлекательности, понимаешь? Ну, чтобы стать желанной для этого самого человеколюбия. Левитация — побочный эффект. Просто я случайно вместо осиновой спецмешалки взяла прут из летучей метлы… Ну, заболталась… Все из-за Кримзы, она виновата! А так-то я вообще собиралась блондинкой стать… ну, чтобы… ну, привлекательной чтобы… Только ты уж никому, ладно?

— Ладно, никому ничего не скажу — буркнула ведьма, оглядываясь. — Но ты меня, конечно, Аназия, прости, что я тебе так прямо это говорю… ты — дура полная, необратимая.

Из-за соседнего стеллажа послышались шаги и лязганье. Анита ждала. Наконец показался решительно вышагивающий старикашка. Книга по-прежнему угрожающе раскачивалась над его макушкой — только теперь он напялил невесть где взятый ржавый шлем с полуоторванным забралом. Оно-то и дребезжало при каждом шаге библиотекаря.

Пока Беринда рассказывала гному о похищении Сердца Мира, Шон внимательно следил за лицом коротышки. Допрос пленных является, как известно, одной из неотъемлемых частей военной науки, а Тремлоу считал себя специалистом. Сейчас было похоже, что гном в самом деле непричастен к налету на Лайл-Магель. Во всяком случае, слушал он с интересом, цокал языком и в некоторых особо острых местах одобрительно кивал. Закончив повествование, ведьма перевернула коротышку головой кверху и медленно опустила на каменный пол пещеры.

— Ну? Что скажешь? — поинтересовалась Беринда.

— А… расскажи-ка, тетка, как назвался гном, который вам всучил это… э… Сердце?

— Он сказал, что его зовут Ламперон Сокрушительный. Знаешь такого?

— Не… И не слыхал никогда. А как он выглядел? Не был ли это такой неприятный карлик с красным носом, маленькими глазенками бегающими, молодой совсем?

— Похож.

— А, ну, тогда все сходится, — кивнул коротышка. — Никакой он не Ламперон вовсе, а зовут его Пампукка Нае… Э, как бы по-вашему, на вашем человеческом языке сказать… перевести как… Да! Пампукка Обманщик. И еще Балаболкой все дразнят. Вот никак я не думал, что Балаболка на такое способен… Ну что ж, если это в самом деле он Лайл-Магель ограбил, то могу вас к нему отвести, а там разбирайтесь сами.

— Ладно. — согласилась ведьма. — Шонтрайль, размотай его — и в путь. Мне не терпится возобновить знакомство с этим Балаболкой.

Шон принялся сматывать с карлика веревку слой за слоем, попутно расспрашивая:

— Так а что сходится? Ты сказал «все сходится»?

— Ну как же, — с готовностью отозвался гном. — Пампукка вечно что-то выдумывает, вечно кого-то важного изображает. У нас его никто не уважает, потому что он трепло и раздолбай. Не в авторитете Балаболка, короче говоря. Так он повадился наверх ходить и там вашему брату, наземникам, головы морочить… Будто он в законе, представляется, будто крутой. Вот уж не думал, что кто-то ему поверит…

— Эй, Шон, поторопись, — недовольно бросила Беринда, которой вряд ли нравилось обсуждение ее промашки.

— Да, так я и говорю, — продолжил гном. — Ну что за лохом надо быть, чтоб бредням Обманщика поверить? Не думал я, что Пампукке удастся хоть кого этак крупно надуть. Сердце-то Мира — вовсе не сердце никакое. Мы его случайно отрыли в дальней штольне… Лежало себе и тихонько дергалось. Раньше колотилось медленно, потом быстрее стало вздрагивать, чаще. Так что никак не может такого быть, чтоб оно со всем миром в такт… Лажа получается!

Шон наконец покончил с последними узлами, и гном умолк, разминая затекшие руки.

— Ну, — поторопила Беринда, — мы идем или нет?

— Идем, только вот угли затоптать надо, — ответствовал коротышка. — Здесь у нас порядок, в Подземном Чертоге, запрещено открытый огонь без присмотра оставлять.

Он принялся сгребать в кучу едва тлеющие красные камни. При движении странные уголья вспыхивали ярко-алым.

— А что это? — поинтересовался рыцарь.

— Ёптыть! Ну ты недалекий, дылда, — брюзгливо ответил коротышка. — Кокс — топливо будущего. Пока рано об этом говорить. Будущее пока не наступило.

— А звать тебя как?

— Дальноход Добродушный. Не люблю я на месте сидеть, нервничать начинаю, если долго вокруг одно и то же, злюсь, злюсь из-за этого! — Гном со всей силы звонко стукнул себя кулаком по ладони. — Ненавижу однообразие, ёптыть!!! Хожу, брожу везде… За это и прозвище такое. А Добродушный — это фамилия. Я уж где только не побывал… И за море даже плавал! Ладно, погодите, сейчас я камнями это дело завалю, песком засыплю… Ну вот, теперь порядок, можно идти, наземники.

Он уверенно зашагал в темноту, и ведьма с рыцарем потопали следом.

— Эй, гражданин Добродушный! — окликнул Шон. — А что ты за морем делал?

— Известно, что… В алмазных копях на Шампурманских островах вкалывал. Понесла меня туда нелегкая, приключений захотелось на свой зад! Хлебнул там всякого, на Шампурме этой, среди волколаков и горных хмырей, чтоб их всех на клочки разорвало! Но я такой — и домой вернулся, а все равно на месте не сижу. Вот в обходчики определился, хоть и без дальних странствий, а все время на ногах. Веселей так, бодрее, радостней!

Гном, как оказалось, был малым словоохотливым и теперь болтал без умолку.

— А сейчас нам, обходчикам, работы прибавилось, в натуре. Червь этот Пениалис, чтоб его в узлы скрутило, нет-нет, да и обрушит что-нибудь. То там, то здесь. Дырки в своде образуются, всякая пакость сверху валится… То оборотни, то гоблины эти! Теперь вот вас принесло… А у нас же Подземный Чертог, у нас порядок, ёптыть! По понятиям все! Вот я и хожу. Хожу туда, хожу сюда…

— А что за Червь-то? — Шон, пользуясь тем, что ведьма молча размышляет, решил расспросить проводника как следует.

— Червь и Червь… Пениалис… Он того… — Гном задумался, припоминая. — А, блин, вспомнил! Символизирует мужское деятельное начало, во! В покое не остается, вечно движется, пронзая пространство! Ну а сейчас-то и вовсе озверел, падла, чтоб его винтом…