Андрей Левицкий - Эромагия

В целом это звучало примерно как громовое «ФЛЮХХШШШ!». Все животные одновременно слегка подались назад, опустив зады под действием отдачи. Те из ассасинов, что были уже прямо перед ними, мгновенно окутались чем-то светло-серым, пузырящимся, одновременно густым и текучим и даже на таком расстоянии кажущимся омерзительно, жутко противным. Большинство вояк покатились со склона обратно, воя и размахивая руками. Несколько паласов были сбиты прямо в воздухе, а другие закружились в потоках поднятого верблюжьими плевками воздуха.

— Как это гадко… — простонала Анита, отворачиваясь.

— Война — грязное дело, — рассудительно ответил Тремлоу.

А бедуины тем временем устремились дальше — ровный ряд сломался, теперь они, воинственно размахивая саблями и устрашающе рыча, неслись вниз небольшой толпой.

— Больше нет смысла ждать ночи! — прокричал Тремлоу, первым пришедший в себя. — Аладдин, вниз, придется им помочь!

Он втащил на ковер Аниту, а Бладо сам запрыгнул следом. Края Аладдина затрепетали, он взлетел и понесся вдоль склона — еще мгновение под ними был песок, и тут же потянулась серая грязь. Рыцарь выхватил меч, а ведьма принялась разминать пальцы, готовясь послать усыпительное заклинание… впрочем, тут же выяснилось, что поразить врагов магией не представляется возможным. Бедуины вломились в толпу охранников, и в карьере все смешалось. Ведьма разглядела, как какой-то раб бьет лопаткой по голове ассасина, как другой запрыгивает на летящий низко красный гобелен и изо всех сил дергает его за бахрому, а тот в ответ визжит дурным голосом, — и затем прямо перед ними оказалось колесо. Оно застыло, прикованные к железным кольцам ковры извивались… только теперь ведьма увидела, каким образом их пленили: у каждого ковра один из углов был разрезан, затем в него вставили верхнее звено цепи, после чего край прорези крепко зашили суровыми нитями. Это было очень жестоко — все равно что человеку просверлить дырку в запястье.

— Садизм! — пискнул Бладо. — Надругательство!

Паук приподнялся, сорвал с локтя большой моток веревки и вдруг будто выстрелил ею: белесый репейник на конце устремился вперед и впился в дерево. Бладо скользнул вниз — пролетев по большой дуге, достиг колеса, выпустил веревку и принялся быстро взбираться по ободу.

— Зульфия! — выкрикнул Аладдин. — Во имя классовой справедливости — это же она!

— Эй, погоди! — заорал Шон, но было поздно — ковер рывком изменил направление полета и устремился наискось вниз, наклонившись при этом так, что ведьма с рыцарем покатились с него. Анита, впрочем, ухватилась за край, а рыцарь, плюхнувшись в грязь, тут же вскочил, размахивая мечом и щерясь на двух ассасинов, подступающих к нему.

Ведьма увидела внизу ковровую дорожку, на которую наседала пара красных паласов, увидела еще одного ассасина, что подбегал к ней, высоко подняв саблю — должно быть, намеревался располосовать от одного края до другого… А потом ковер упал ему на голову, сбив чалму, сильно хлопнул краями по приплюснутым ушам. Ведьма успела схватиться за толстое запястье и выгнуть его в сторону, чтобы клинок не зацепил ее и Алладина. Пальцы другой руки соскользнули, и она полетела в песок — следом за саблей, которую выпустил охранник.

Анита прокатилась немного, затем под ней хлюпнуло, и она оказалась лежащей в жирной темной грязи.

— Мерзость! — Ведьма вскочила, почти оглохшая от криков, со всех сторон окруженная бегущими и летящими, дерущимися, убегающими или догоняющими…

Она услышала свист.

Подняла голову.

И увидела, как прямо на нее с неба валится огромный толстый ассасин.

— Ну, как ты?

Анита приоткрыла сначала один глаз, а после второй. Перевернутое лицо над ней слегка расплылось, но потом стало отчетливее. Тусклый красноватый свет падал на него откуда-то сбоку, так что ведьма и не сразу сообразила, кому это лицо принадлежит. А когда сообразила, вновь закрыла глаза, потому что сразу ощутила себя как-то поспокойнее.

Хотя голова болела. Да и лежала она на чем-то колком…

— И где мы? — спросила она, не открывая глаз. — Вообще нет, погоди, дай я сама догадаюсь… В темнице, а?

— Ага, опять. — Тремлоу погладил ее, лежащую головой у него на коленях, по волосам.

— А ковер? И Бладо?

— Они спаслись, кажется.

— А мы почему не спаслись? Хотя на меня, понимаешь ли, ассасин упал… крупный.

— Его мятежные ковры в воздух подняли, но он спрыгнул. Ну и на тебя прям… Я подбежал, его с тебя спихнул, но ты сознание потеряла. К тому времени уже атака бедуинов захлебнулась. Они вообще как-то необдуманно напали, бездарно, сразу чувствуется, что это… неорганизованные народные массы, в общем. Да к тому же не такие уж и массовые — меньше двух десятков ведь. Не хватило им, в общем, этой… классовой сознательности, чтобы дождаться темноты, скрытно напасть и сначала охрану обезвредить, как мы с Аладдином хотели.

— Пролетариат, что с него возьмешь, — поддакнула ведьма.

— Ага. И трудовое бедуинство тоже. Ну, в общем, я тебя на плечо взвалил и попытался выбраться из этой кутерьмы. Но не вышло, повязали меня. Я, понимаешь, опасался, чтоб тебя не задело, потому особо развернуться не мог, вот и… Но зато, кажется, часть рабов убежала. А Бладо тех, что к колесу прикованы были, как-то освободил. Не всех, но некоторых успел. Ну вот, а мы теперь здесь, в темнице.

— Глупо как-то получилось. Хотели других спасти, а сами попались. И где эта темница находится? — спросила Анита, вновь открывая глаза и медленно садясь.

— А в Шахназарской башне, кажется, — откликнулся Тремлоу. — По-моему, в ней, да. Хотя не уверен. Меня ж связали и голову полотенцем обмотали, тем, из которого чалма. А здесь я уже кое-как веревки с рук смог сорвать — скреб-скреб о стену, там выбоины всякие, сколы… в общем, размочалил веревки, потом снял и тебя развязал.

Они сидели в небольшой полутемной камере, вместо одной стены которой была решетка с толстенными вертикальными прутьями. За ней — широкий коридор и решетки других камер.

— У тебя оружие все отобрали? — спросила Анита, выпрямляясь. Шон тоже встал. Голова закружилась, ведьма качнулась, и Тремлоу ухватил ее за талию. — Перепилить бы как-нибудь…

— Все, — ответил рыцарь. — Да и не перепилить это обычным клинком или там ножиком. Я глядел уже — толстое слишком, крепкое. Кузнец не хуже, чем в теткином замке.

Они подошли в решетке, и Анита, взявшись за прутья, попыталась просунуть голову в просвет между ними. Ничего не вышло — уши мешали.

Было тихо, только вода где-то капала. Противоположная камера, кажется, пустовала, а дальше, может, кто-то и был, но отсюда не видно.

— Который час? — спросила она, и рыцарь пожал плечами.

— Понятия не имею. Хотя, думаю, уже глубокая ночь.