Роджер Желязны - Миг бытия так краток

— Наша гибель.

— Тогда растолкуйте мне почему, и каким образом, и, возможно, я дам вам лучший ответ.

— Не могу.

— Почему?

— Потому, что не знаю.

— Тогда спокойной ночи. У меня все.

— Подождите! Я действительно не знаю, но приказ пришел с Тейлера, от местной агентуры Радпола: он должен умереть.

Его книга — вовсе не книга, а сам он — вовсе не сам он, а многие. Я не понимаю, что это значит, но наши агенты никогда раньше не лгали. Вы жили на Тейлере, жили на Бакабе и на дюжине других миров. Вы — Карагиозис. Вам известно, что наши агенты не лгут, потому что вы — Карагиозис и сами создавали эту агентурную сеть. А теперь вы слышите слова своих собственных агентов и не внимаете им. Говорю вам, что, по их словам, он должен умереть. Он представляет собой конец всего, за что мы боролись. Они говорят, что он наблюдатель, которому нельзя разрешить наблюдать. Вы знаете код. Деньги против Земли. Увеличение веганской эксплуатации. Конкретней они сказать ничего не смогли.

— Сожалею, я поклялся защищать его. Дайте мне более вескую причину, и, может быть, я дам вам более весомый ответ… А Хасан пытался меня убить.

— Ему было велено только остановить вас, вывести вас из строя, чтобы мы могли уничтожить веганца без помех.

— Недостаточно веско; нет, недостаточно. Я ничего не признаю. Идите своей дорогой. Я забуду наш разговор.

— Нет, вы должны нам помочь. Что для Карагиозиса жизнь одного веганца?

— Я не разрешу уничтожить его без оправданной и конкретной причины. До сих пор вы не показали мне ничего даже приблизительно похожего на нее.

— Это все, что у меня есть.

— Тогда спокойной ночи.

— Нет. У вас два профиля. С правой стороны вы полубог, а с левой — вы демон. Одна из них нам поможет, должна помочь. Меня не волнует, какая именно.

— Не пытайтесь причинить вред веганцу. Я буду защищать его.

Некоторое время мы сидели молча. Она взяла одну из моих сигарет, и мы сидели покуривая.

— …Ненавидеть вас… — нарушила, наконец, она молчание. — Это должно бы быть легко, но у меня не получается.

Я ничего не ответил.

— Я много раз видела вас — щеголяющим своим Черным Мундиром, хлещущим ром, как воду, уверенным в чем-то, чем вы никогда ни с кем не делились, надменным в своей силе. Вы бы подрались со всем, что двигается и не превосходит вас в весе, не так ли?

— Только не с рыжими муравьями и осами.

— У вас есть какой-то генеральный план, о котором нам ничего не известно? Скажите нам, и мы поможем вам выполнить его.

— Это вы думаете, будто я Карагиозис. Я объяснил, почему Хасан назвал меня этим именем. Фил знал Карагиозиса, а вы знаете Фила. Он когда-нибудь говорил что-то вроде этого?

— Вы же знаете, что нет. Он ваш друг и не обманет вашего доверия.

— Есть какие-нибудь другие указания на наше тождество, помимо случайно брошенного Хасаном оскорбления?

— В анналах не найдено никакого описания Карагиозиса. Вы действовали очень тщательно.

— Вот и отлично. Ступайте себе и не беспокойте меня.

— Пожалуйста, подождите.

— Хасан пытался меня убить.

— Да. Должно быть, он подумал, что легче будет убить вас, чем пытаться остановить. В конце концов, он ведь знает о вас больше, чем мы.

— Тогда почему же он пытался спасти меня сегодня от боадила, заодно с Миштиго?

— Я предпочла бы не говорить.

— Тогда забудьте про наш разговор.

— Хорошо, я скажу вам. Ассегай оказался единственным подвернувшимся под руку оружием. Он еще не очень искусно им владеет. Он просто хотел убить веганца, а потом сказать, что хотел спасти вас обоих единственным подручным средством и что произошел ужасный несчастный случай. К сожалению, никакого несчастного случая не произошло. Он не попал в цель.

— Почему же он просто не дал боадилу убить его?

— Потому что вы уже вцепились в зверя обеими руками. Он побоялся, что вы еще сможете спасти его. Он боится ваших рук.

— Приятно знать об этом. Продолжит ли он свои попытки, даже если я откажу вам в сотрудничестве?

— Боюсь, что да.

— Вот это-то и достойно большого сожаления, моя дорогая, потому что я этого не допущу.

— Вы его не остановите. И мы не станем отзывать его. Хоть вы и Карагиозис, и понесли тяжелую утрату, и мое сочувствие к вам простирается за горизонты, ни вам, ни мне уже не остановить Хасана. Он ведь убийца. И никогда не подводил.

— Так же как и я.

— Нет, о вас этого не скажешь. Вы только что подвели Радпол и Землю, и все, что хоть что-нибудь значит для людей.

— Я привык жить своим умом, женщина. Ступай своей дорогой.

— Не могу.

— Это почему же?

— Если вы этого не знаете, то Карагиозис и впрямь дурак, фигляр, персонаж театра теней.

— Некогда один человек по имени Томас Карлайль писал о героях и о преклонении перед героями. Он тоже был дурак, ибо считал, что такие создания и впрямь существуют на свете. Героизм — всего лишь вопрос обстоятельств и целесообразности.

— Иной раз в игру вступают и идеалы.

— А что такое идеал? Призрак призрака, вот и все.

— Не говорите мне, пожалуйста, таких вещей.

— Должен — ведь это правда.

— Лжете, Карагиозис.

— Нет, не лгу — или, если и лгу, то ради вашей пользы, девочка.

— Я достаточно стара, чтобы быть бабушкой кому угодно, кроме вас, так что не называйте меня девочкой. Вам известно, что мои волосы — парик?

— Да.

— А известно вам, что я когда-то заразилась веганской болезнью и что именно поэтому и должна носить парик?

— Нет. Мне очень жаль. Я не знал.

— Когда я была молода, давным-давно, то работала на веганском курорте. Девушкой радости. Мне никогда не забыть ни противного пыхтения их легких у моего тела, ни прикосновения их трупного цвета плоти. Я ненавижу их, Карагиозис, так, как может понять только такой, как вы, — тот, кто ненавидел Великой Ненавистью.

— Мне жаль, Диана. Мне действительно очень жаль, что вам до сих пор больно. Но я еще не готов сделать хода. Не подталкивайте меня.

— Вы-таки Карагиозис?

— Да.

— Тогда я удовлетворена — в какой-то мере.

— Но веганец будет жить.

— Посмотрим.

— Да, посмотрим. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Конрад.

И я поднялся и оставил ее там, в ночи, и вернулся в свою палатку. Позже, той же ночью, она пришла ко мне. Раздался шорох полога палатки и одеяла, и она очутилась рядом. И даже тогда, когда я забуду про все остальное в ней — рыжий цвет ее парика и маленькое «л» между глаз; желваки на скулах и отрывистую речь; все мелкие характерные жесты и теплое, как сердце звезды, тело; ее странный обвинительный акт человеку, которым я некогда мог быть, — я буду помнить вот это — что она пришла ко мне, когда я нуждался в ней, что она была теплой, мягкой. То, что она пришла…

На следующее утро я собирался отыскать Миштиго, но тот нашел меня первым. Я вел переговоры у реки с людьми, которые должны были взять на себя заботу о фелюге.