Алексей Калинин - Дети Ночи

— Вольется-вольется, — кивнул математик.

В этот момент долгий звонок провозгласил, что большая перемена закончилась и детям пришла пора принимать очередную дозу знаний.

Математик кашлянул. Повертел в руках журналы.

Только сейчас Кирилл обнаружил, что стоит на его пути и мешает проходу. А математик, в силу врожденной тактичности, не желает обходить преграду.

— Простите, я вас задерживаю, — Кирилл стукнул себя по лбу и отошел в сторону.

— Да ничего, я был рад пообщаться. Хорошо, я скину вам адрес и время, когда мы соберемся. Не знаю, стоит ли сейчас трогать Марию Павловну…

Кирилл покачал головой.

— Думаю, что сейчас не стоит. Она так расстроена после смерти подруги. В общем, давайте соберемся мужской компанией и сходим на разведку. Для притирки друг к другу. Хотя, если вы так тепло отзываетесь о завхозе, то думаю, что проблем не возникнет.

— Ну что вы, какие могут возникнуть проблемы в мужском коллективе? — хмыкнул математик, спустился с лестницы и пошел по коридору в сторону своего кабинета.

Кирилл взлетел по лестнице, пробежал до третьего этажа, и только потом спустился вниз. Не хотелось предполагать, что Григорий Сидорович был тем самым неизвестным врагом, который выпускал стрелы. Слишком уж быстро двигалась тень – в виртуальности маг был медлителен, а тут…

На первом этаже Кирилл остановился возле стены и потянул за едва выступающий свисток. Пластиковое устройство почти полностью скрылось в масляной краске. Когда Кирилл вытащил его, то следом посыпался песок, дальше показалось деревянное перекрытие.

Мда, похоже, что тут явно сэкономили на цементе. Или Кирилл не рассчитал с силой броска. Ухмыльнувшись, Кирилл решил, что это явно второе.

«Когда один день похож на другой, люди перестают замечать то хорошее , что происходит в их жизни каждый день после восхода солнца»

Пауло Коэльо

В этот день Женька Ковалев с утра размялся на площадках «Мортал Комбат». Он не столько был нацелен на победу, сколько на разминку каждой мышцы. Если те быки, которые встретили его на подходе к дому Оксанки всё-таки задействуют дополнительные бусты, то справиться с ними будет ой как не просто.

Ковыль подошел к окну. Серое петербургское небо неторопливо текло по направлению к Финскому заливу. Мать затихла в своей комнате. По квартире навязчиво плыл запах блевотни. Женька распахнул окна, пусть лучше будет холодно, чем ощущать запах кислых огурцов и протухшего студня.

Он перебрал в памяти разговор с Кириллом Александровичем. Вроде бы ничего лишнего не сказал, но и неправды выдал мало. Да, клан у него был странный. Ну что это за клан, где соклановцы не видят лидера? Хотя примочки прикольные, ярость вливается так сильно, что перед Вротмнетотемом никто не может устоять. «Боевая ярость» – он так её про себя назвал. Так звучало грозно и вместе с тем солидно. Как будто Женька был солдатом, а боевая ярость была его примочкой, помогавшей стать всесильным и бессмертным.

Оксанка пошла на поправку, что не могло не радовать. Ковыль просидел возле неё весь вечер, временами уходя в свои мысли. Девчонка после пятого окрика посоветовала Женьке разобраться со своими делами, а потом уже приходить в гости. Иначе она себя очень неуютно чувствует, когда разговаривает с чурбаном, а тот даже не откликается.

Чурбан?

Вряд ли можно назвать чурбаном человека, который все силы прикладывает к тому, чтобы выжить…

Но девчонки такой народ… У них сейчас только поболтушки на уме, наряды и косметика, чтобы обратить на себя внимание!

— Нет, Оксанка не такая, — отрезал Женька, отвечая на подленькие мысли.

В другой комнате послышалось шевеление. Всё-таки разбудил.

— С…сынок! Ты… это… Ты с кем там? — донеслось из комнаты матери.

— Я по телефону, — проговорил Ковыль. — Друг звонил.

— А-а-а, тебе… Ой, чуть не упала. Тебе приготовить покушать? — в дверях показалась мать, Ирина Васильевна.

Одутловатое лицо, растрепанная химическая завивка, желтеющий синяк под левым глазом. Сказала, что упала на угол стола.

— Нет, мам. Всё нормально. Я скоро во Вселенную нырну, там надо на голодный желудок… — через силу улыбнулся Женька.

— А… Ну а я пока приготовлю… Ты у меня молодец. И учишься, и работаешь, а вот мать у тебя… А мать у тебя плоха-а-ая… Даже сына накормить не может, — завела любимую пластинку.

Женька нахмурился. Вот чего не хватало, так это сейчас слушать нытье о жалости к себе, о том, какой подлец его отец, о проклятом правительстве и ценах. Такие песни заводились с периодичностью раз в неделю. Женька всегда старался из избегать, но сейчас возникла знакомая злость. Такая же злость возникала на Арене Смерти, при драке со студентами, при занятии у Кирилла Александровича…

— Мам, не начинай! — рявкнул Коваль. — Во многих бедах виноваты мы сами! Если захочешь, то сможешь встать на ноги. Не отец виноват, что ты к бутылке прикладываешься. Ты сама её в рот тянешь.

— Что-о? — опешила мать.

Она явно не ожидала, что тихий и спокойный сын ответит так резко. Он всегда только молчаливо соглашался, а она, выговорившись, уходила к соседке, чтобы продолжить веселье или же отправлялась разговаривать с телевизором. Так было всегда, но сейчас что-то изменилось.

Черты лица Женьки заострились, между бровями пролегла упрямая складка. Скулы готовы прорезать бледную кожу. Как же он сейчас стал похож на отца…

— Ты… Ты чего? Я же для тебя… — пролепетала Ирина Васильевна.

— Мам, для меня сейчас будет лучше, чтобы ты вошла в свою комнату и не мешала до тех пор, пока я не закончу, — отрезал Женька.

— Ты как с матерью разговариваешь?

Голос не получилось повысить – связки уже не те. Это раньше она могла петь громко и заливисто, сейчас же получался тихий сип или же вырывался хриплый кашель. И уже истерику не закатишь, какие она делала отцу Женьки. Голос не тот…

— Мам, я с тобой нормально разговариваю. Сейчас не мешай, я тебя прошу только об одном — не ной и не мешай. Вот как только закончу схватку, так можешь ссать в уши хоть до четверга, а сейчас не лезь, — четко выговаривая каждый слог, проговорил Женька.

Он сейчас сам на себя удивлялся – откуда взялась эта злость? Она нужна против врагов на Арене, но не против матери. Всё-таки Ковыль помнил ещё то время, когда она водила его за руку, как шла рядом, светлая, веселая, довольная жизнью. Женька глубоко вдохнул, чтобы медленно выпустить воздух и успокоиться.

Не получилось выпустить воздух, как планировалось – мать затравленным зверем оглянулась по сторонам и кинулась к ножницам, лежащим на столе. Женька проследил за её взглядом и успел перехватить руку, которая метнулась к висящим на крестовине жгутам для Вселенной.