Полина Громова - Владыки Безмирья

Ладонь Селейны распрямилась, и бабочка, вспорхнув с нее, полетела к очагу и исчезла в нем, слившись с другим пламенем.

— Тебе всегда нравилось ощущать свою силу, — сказал я. И ты всегда хотела уметь контролировать это свое состояние. Помнишь, мы говорили об этом, после того как спасли тебя от эльфов? Точнее, эльфов от тебя…

Глаза Селейны округлились от удивления.

— Вы что, еще тогда это поняли?

Тим пожал плечами.

— Я понял, — он оглянулся на меня. — Сэм тоже. А Боггет, похоже, давно сообразил, в чем дело. Я думаю, когда он сказал, что ты не будешь пользоваться здесь магией, он просто хотел тебя проверить. Когда он убедился в том, что для тебя это важно, он стал тебе помогать.

Глаза Селейны заблестели. Она была растрогана до слез. По мне, ничего необычного в этом не было, мы ведь были соратниками, друзьями, а для друзей нормально понимать друг друга. Но для Селейны это было все еще непривычно. «А ведь ей, наверное, никто до этого не говорил, что понимает ее, — подумал вдруг я. — Или что хочет дружить с ней или хотя бы общаться. Хоть Селейна в училище и была отличницей, хоть она и держалась с чувством собственного достоинства, она все равно была изгоем. И на улочке, где она жила, было то же самое. И наверняка ей еще ни один парень не говорил, что она ему нравится, и не дарил ей цветов или сладостей… „Ничего страшного“, — ответила бы Селейна, если бы я сказал об этом вслух, и это совсем не было бы лукавством. Таким уж она была человеком. Но это не означало, что все должно было оставаться по-прежнему…» Я вдруг с болезненно-приятной остротой ощутил, что хочу, чтобы эта девушка была по-настоящему счастлива. И не только она — и Тим, и Киф, и Рейд тоже. Все они стали моими друзьями, и, что бы ни случилось, я желал им счастья. И я сам вдруг отчего-то почувствовал себя очень счастливым и захмелел от этого накатившего на меня чувства.

— Ну, Киф, теперь ты лучше представляешь себе, с кем связался. Все еще хочешь и дальше идти с нами?

— Разумеется!

Все рассмеялись. Вдруг послышался шелест легких шагов, я обернулся и увидел Риду. Завернувшись в плащ, она стояла на границе света и сумрака и смотрела на нас.

— О, Рида! Иди к нам! — позвал Киф.

Она сделала всего пару шагов, но вдруг остановилась. Я насторожился. Разглядеть выражение ее лица было сложно. Поэтому я поднялся и пошел ей навстречу.

— Рида, спасибо, что посидела со мной! Ты задремала, я не стал тебя будить, и…

Не дослушав, она повернулась и быстрым шагом направилась прочь со двора. Я догнал ее в темном проулке.

— Эй, Рида, постой! Ты куда?

Она резко обернулась.

— Не хотела вам мешать.

— Ты никому не помешала! Пойдем, посидим у костра.

— Не хочу.

Я взглянул в ее лицо. Теперь, с близкого расстояния, даже в сумерках было видно, что Рида сердится, но я это и так уже понял по интонациям, с которыми она говорила.

— Что случилось?

— Ничего. Просто я не хотела мешать тебе проводить время с твоими друзьями, вам же так весело вместе. Извини.

— С моими друзьями? Рида, вообще-то они и твои друзья.

— Ты так считаешь?

Я пожал плечами. Чувство эйфории, буквально пару минут назад поднимавшее меня над бренной землей, постепенно рассеивалось, пока не исчезло совсем.

— Они наши соратники, — сказал я. — Если ты считаешь…

— Я ничего не считаю! — вспылила Рида. — Просто ты все время бросаешь меня одну! Стоит мне только уснуть, как ты сбегаешь!

— Это нет так!

Она уперлась кулаками в бока, подалась вперед.

— Да ладно! Ты все время так делаешь! Вспомни!

В моей голове промелькнуло несколько воспоминаний — да, действительно, я оставлял Риду спящей, чтобы не беспокоить ее, а сам уходил, но…

— Ты совсем не хочешь проводить со мной время! Тебе со мной не интересно, правда ведь? Мог бы так и сказать! — горячилась Рида. В этот момент она напоминала мне старуху Нэллу, и это была неприятная ассоциация.

— Послушай, Рида. Я не хотел тебя обидеть. Но если я тебя обидел, прости меня, пожалуйста. Я больше не буду так поступать.

Рида фыркнула, выпрямилась, отвернулась.

— Не будет он…

Ей всегда было трудно продолжать сердиться, если я признавал свою вину. Но это не означало, что все закончилось.

— Ты в последнее время вообще обо мне забыл. Между прочим, у нас уже давно ничего не было!

Я мысленно согласился с ней: да, все так. Но кто бы стал ставить мне это в вину? У нас просто не было возможности остаться наедине друг с другом. Во время похода или путешествия это нормально… Да, но, с другой стороны, когда мы наконец встретились в Линне, у нас находились и время, и возможности. Сказывалась долгая разлука и тревога друг за друга, обострившие наше влечение. Неужели после этого бурного всплеска мы поостыли друг к другу? Выходит, так — Рида была права.

— Я тебе надоела, да? — спросила она.

Вот, теперь мне придется доказывать, что я люблю ее… Сам виноват — мало напоминал ей об этом в последнее время. Я приблизился к ней, положил руки ей на плечи.

— Это не так.

Рида не отстранилась, но и не повернулась, чтобы посмотреть на меня.

— Пожалуйста, перестань сердиться. Я люблю тебя.

Плечи ее расслабились, руки стали опускаться. Я подумал, что Рида наконец начала успокаиваться. Но не тут-то было: взглянув на меня исподлобья, искоса, она стряхнула мои ладони и отстранилась.

— А по-моему, ты любишь уже не меня!

— Рида… О чем ты?

— А с чего ты сегодня так подорвался защищать Селейну?

— Что?..

— А то! Не веди себя так, словно ничего не понимаешь! Думаешь, я слепая? Не вижу ничего, не замечаю, как вы общаетесь?

Я наконец нашел слова, чтобы возразить ей.

— Рида, Селейна — мой товарищ! Заботиться о своих товарищах — это нормально! Нам и раньше приходилось сражаться плечом к плечу…

— Конечно, вы провели много времени вместе!

— …Если она в таком состоянии, она не может сама защититься от дальних атак!

— И успели неплохо узнать друг друга…

Она меня не слышала. Не слушала.

— Рида! Пожалуйста, перестань! Между мной и Селейной ничего нет! И не было! — воскликнул я. И тут же внутри меня что-то екнуло — я понял, что лгу… Лгу и не лгу одновременно: я никогда не смотрел на Селейну как на девушку, за которой я мог бы приударить, я никогда не думал о том, чтобы изменить Риде с ней или с кем бы то ни было еще. И в то же время я не могу сказать, что Селейна мне безразлична. Она была дорога мне — как соратник, как друг. Это было совершенно иное чувство по сравнению с тем, что я испытывал к Риде, но все-таки оно было. Я постарался взять себя в руки. Если я не проявлю благоразумие и терпимость, больше тут это никто не сделает.

— Рида, послушай меня, пожалуйста. Я люблю тебя, всегда любил и буду любить только тебя одну, и ничто этого не изменит. Пожалуйста, не ревнуй меня к Селейне. Она мой друг, и ничего больше…