Полина Громова - Владыки Безмирья

— Да.

— Тогда идите к деду Акриме, это от околицы третий дом по левой руке.

— Спасибо!

— Вам спасибо!

И мальчонка легко, играючи, бегом погнал своего питомца в сторону деревни, похлестывая гигантскую землеройку свободным концом веревки. Толстенький зверек забавно трусил впереди своего владельца. Сначала они бежали по дороге, потом свернули на тропинку и скрылись из вида.

— Землеройки здесь хозяйственные животные, — объяснял Боггет, пока мы шли к деревне. — Их держат как коров. Молоко на вкус отличное, сыр и сметана — тоже.

— Мышиное молоко?.. — тихо переспросила Селейна.

— Да, сестрица, — мгновенно отозвалась Кайли. — Ничего такого!

— Но по природе своей эти существа очень активны, — продолжал Боггет. — Могут просто сбежать, могут под землю зарыться. На цепь их не прикуешь — слишком тяжелая, да и дорого, обычную привязь они моментально перегрызают, а ни один загон их не удержит, они что хочешь прокопают. Так что местные подрезают им жилы на передних лапах.

— Жестоко, — сказал Тим.

Боггет пожал плечами.

— Может быть. Эта, наверное, на всю деревню одна неподрезанная.

Сначала впереди показались сизые дымки деревни, затем и околица — косоватый, кое-где заваливавшийся частокол. Ворота, к нашему удивлению, были закрыты. Когда мы подошли, Боггет размашисто бухнул пару раз о них кулаком. Ответа не последовало. Инструктор тряхнул ворота, стукнул снова, крикнул:

— Э, люди добрые! Ворота откройте!

Над воротами показалась голова человека в мятой, словно жеваной шапчонке. Пара слезящихся глаз посмотрела на нас с прищуром.

— А вы кто такие будете? — спросил человек.

— Путники. Странники. Переночевать тут хотели да назавтра дальше идти.

Человек разглядывал нас очень внимательно. Затем голова исчезла, и довольно долго ничего не происходило. Потом показалась другая голова, и нас снова придирчиво осмотрели. Наконец за воротами послышалась возня, и они стали открываться. Стоило нам войти, как Боггет выразительно присвистнул.

— Ничего себе вы тут гостей встречаете!

К воротам был стащен всякий хлам: старые полуразбитые телеги, рассохшиеся козла, валялся даже одноногий стул с недеревенской, лирообразной спинкой. За этой жалкой баррикадой прямо на земле сидело трое мужиков, вооруженных топорами. Рядом лежало несколько палиц. Тут же крутилось двое босоногих мальчишек — очевидно, на тот случай, если понадобиться срочно куда-то бежать с новостями или приказаньями. Все эти люди — и взрослые, и дети — оглядывали нас очень внимательно, настороженно, недобро.

— Что у вас тут происходит? — спросил Боггет.

— Да это… Вот! — неопределенно обвел руками человек, впустивший нас. — Вам к старосте лучше.

— Да мы переночевать только. Говорят, у деда Акримы можно.

Человек прищурился.

— Кто это вам сказал?

— Да парнишка один…

— Фарни, паршивец! — воскликнул вдруг один из тех, кто сторожил баррикаду. Размахнувшись, он хлопнул себя по колену. — Вот же задам я ему трепку! Говорил — не выходить из деревни!..

Мы переглянулись.

— А вы кого тут ждете-то? — спросил снова Боггет.

В ответ селянин только сделал жест рукой — пойдемте, мол. В его сопровождении мы прошли через деревню. Выглядела она небедной: две улицы, расходящиеся вилкой, были застроены добротными, ухоженными домами, многие из которых были со светлицами. Палисадники были большими и тоже ухоженными, засаженными цветами, по изгородям и заборам вился хмель и дикий виноград. В траве уютно, по-вечернему стрекотали кузнечики. И все же в лиловом сумраке витала тревога: смеркалось, но окна домов были темны, занавешены. Когда мы проходили мимо, занавески вздрагивали. Собаки, поднявшие лай при нашем появлении, до странности быстро затихли и теперь молчали, словно ожидая разрешения залаять снова. И тем страннее показался беленый дом в конце улицы, низкий и широкий, словно вкопанный в землю. В его окнах горел коричневато-желтый свет, а громкие голоса тех, кото находился внутри, были слышны даже с улицы, хотя слов было не разобрать.

За дверью стеной стоял тяжелый теплый дух. Казалось, шагни в него, и продвигаться вперед будет непросто. Горница, в которой мы очутились, была полна людей. За большим столом при свете сальных светильников, рассевшись на простых лавках, громко спорило несколько человек. На столе стояли кружки и кувшины, тарелки с костями и корками хлеба, лежали исчерченные листы бумаги с надорванными и заляпанными краями. Люди были так заняты перебранкой, что не обратили бы на наше появление никакого внимания, если бы их не окликнул наш провожатый.

— Эй, Эсвер! Тут пришли…

На оклик обернулся нестарый еще человек в бараньей душегрейке поверх рубахи. Брови его, буйные, кудлатые, сошлись на переносице, но не успел он и слова сказать, как и пол, и стены, и потолочные балки горницы, а может и весь дом сотряс знатный раскатистый окрик:

— Кого я вижу! Старина Боггет! Сколько лет, сколько зим!..

Огромный широкоплечий человек в боевой броне поднялся из-за стола и, распахивая объятия, двинулся на инструктора. Назвав его человеком, я поторопился: даже в тусклом свете было видно, что кожа у него зеленовато-серого цвета, глаза желтые, с вертикальными зрачками, нижняя челюсть сильно выдается вперед, нижние клыки торчат и далеко заходят на верхние. Полутролль — если верить картинкам в детских книжках. Волосы этого создания были рыжеватого цвета и походили на конскую гриву, зачесанную на оду сторону. В левом ухе висела здоровенная серьга. Пока он шел, под его ногами, поскрипывая, прогибались половицы. Но нашего инструктора все это ничуть не смущало: Боггет размашисто шагнул ему навстречу. Они сошлись посреди комнаты и, крепко обнявшись, как будто бы заняли все свободное пространство.

— Здравствуй, Тих. Я тоже рад тебя видеть.

— Вот уж не думал тебя тут встретить! Какими судьбами? — клыки этому существу разговаривать нисколько не мешали. — Да ты никак отрядом обзавелся? Чудной какой-то, ну да ладно… А ты, я смотрю, нуб?

Я запоздало сообразил, что приятель Боггета смотрит на меня. Я счел, что речь идет о моем имени, и ответил:

— Нет, я Сэм…

Он залился веселым смехом, похожим на утробное порыкивание.

— Боггет, где ты достал этого паренька? А-ха-ха-ха… — он окинул взглядом остальную нашу компанию. — Как тебя вообще угораздило связаться с ними всеми? Ты что, паровозить взялся?

— Остынь, Тих, это долгая история. Расскажи лучше, что здесь происходит.

— А, да обычный квест…

И я впервые с того самого дня, как мы оказались в этом мире, вспомнил об особенностях местного общения. Боггет и его приятель заговорили на каком-то полуптичьем наречии, из которого я понимал едва ли одно слово из пяти, и хорошо, если это был не предлог. Сперва я подумал, что они хотят обсудить что-то только между собой, но довольно быстро понял, что ошибаюсь. Никто от нас ничего не скрывал: вслушиваясь, я разбирал слова. Вот только смысл их ускользал от меня, как будто бы разговор шел о совершенно неизвестных мне вещах. Иногда, впрочем, я запоздало понимал то или иное слово — как будто кто-то переводил его для меня, разъяснял его смысл: отряды, разведка, миссия…