Александр Волков - Закованные в металл [СИ]

— Вообрази это, — посоветовал Рик.

И я вообразил. Сначала представил себе то, как Архиепископ публично признаётся в содеянном, рассказывая всем суть своего поступка, и теряя лицо в глазах общественности. Затем, я вообразил, как Архиепископ передаёт технологию людям. И ещё, самое важное, я вообразил, как Рейчел исцеляется от своей болезни. Вот, тут вроде бы всё, и я, крайне довольный проделанной работой, представил себе, как оказался дома.

— Рик! Стой! — сказал я, секунд за 10 до ухода. — Что такое Вселенная? Как понять то, что она есть мир воображения?

— Она — переплетение массы человеческих фантазий, не противоречащих физическим законам мироздания. Проще говоря, мир, сотканный из воображения всех личностей, одобренный существами, вроде меня, и созданный кем-то, вроде третьего Рика, — ответил он.

— Да ладно! — изумился я. — А что ещё ты можешь рассказать? Сколько вас? Кто вы? Как вы общаетесь?!

Но ответить он не успел. Я оказался посреди гостиной в своём коттедже. Телевизор не работал, было прибрано, и, похоже, никого не было. От счастья у меня замерло сердце, и мне не удавалось поверить, что, наконец, я оказался дома. С восхищением я осматривал каждый сантиметр своего жилища, и думал, что вижу яркий, красочный сон.

Мне захотелось включить телевизор, и, поддавшись позыву, я сделал это. На экране я увидел Архиепископа Манула, который стоял перед огромной аудиторией с багровеющим лицом. Его раздирали противоречия, и он явно не хотел делать того, что делал.

— Международная Боговерческая Церковь публично заявляет, что против воли людей, с применением хитрости и, манипулируя народом с помощью создания культуры, провела над ними массовый эксперимент. Задачей эксперимента было выявление особой личности, и затем изъятие её силы с целью применения в собственных интересах. А конкретно: демонстрация власти населению, устрашение, оболванивание, подчинение, и продуцирование денежных потоков. Правительство так же замешано в этом проекте, как и международные деятели. МБЦ заставляла всех, кроме себя, разумеется, сотрудничать с собой применяя силу и полученное в мире влияние. Эксперимент проходил и был построен следующим образом: добыв нужные для инвестиций суммы ложью и вымогательствами, путём обозначения долгосрочных выгод, мы создали вирткапсулы — устройства, способные отделять от личностных энергий отдельные составляющие. Создав культуру, мы внедрили её в массы, и сделали всё, чтобы каждый человек попал в вирткапсулу. Из каждого, кто погружался в вирт, мы извлекали волевую часть сознания, обращая её в чистую информацию, которой можно было задать направление, и отправляли в центр чёрной дыры на информационном переносчике в виде игрового пространства. Делалось это ради двух вещей…

Чем дальше я слушал, тем сильнее отвисала моя челюсть. У меня даже возникло побуждение схватиться за голову, потому что сейчас Архиепископ сознавался в преступлении мирового масштаба. Обличался он, но выглядело это настолько эффектно, что застрелиться захотел я. Как бы Архиепископ не сделал этого после признания.

— Во-первых, — продолжил Архиепископ. — Подтвердилась теория о том, что ядро чёрной дыры — бесконечно сжатая точка, называющаяся сингулярностью. В сингулярности любые физические законы начинают меняться, и во многих случаях даже действуют наоборот. Масштабная личность, при обстоятельствах внутренних противоречий, и отделённом волевом участке сознания, находящимся в сингулярности, будет испытывать стресс. Но из-за изменённых свойств сознания, опять же по причине пребывания в сингулярности, стресс будет выражаться не внутренним расколом личности, а расколом пространства, из которого неведомая сила этой личности будет стремиться к воссоединению с волевым участком. Мы хотели перехватить неведомую силу, и использовать, как я упомянул ранее, в собственных интересах. Стальные мечи стали направленным сигналом в ядро чёрной дыры, и впоследствии применялись как вместилище для множества сознаний, получивших информационный вид. После этого признания больше нет смысла держать технологию по приданию сознанию цифровой формы в тайне. Мы готовы безвозмездно передать её общественности, и использовать в благих целях, всем спасибо… — Архиепископ поднял руку.

Толпа стояла в оцепенении. Дальше я смотреть не стал, и выключил телевизор, понимая, что вокруг этого события теперь будет поднято столько шумихи, что хоть книгу пиши. «Отличная мысль, кстати, — подумал я. — Так и сделаю».

Замок двери щёлкнул. В дом вошли Рейчел и Бэкки. От их вида у меня на глаза навернулись слёзы, и в душе клокотала радость. Кровь будто стала закипать, мне хотелось кричать от восторга, и прыгать до потолка. Рейчел удивлённо на меня посмотрела, и спросила с улыбкой:

— Милый, с тобой всё в порядке?

«Точно же», — подумал я, расстроившись, что лишь для меня это было моментом воссоединения. Мне не хотелось пугать дочь и жену странным поведением, потому пришлось сказать:

— Я просто очень соскучился, — сказал я, едва сдерживая пламенные порывы радости.

Подойдя к ним, я заботливо обнял их, и понял, что больше никогда не хочу отпускать.

— У меня для тебя ещё одна хорошая новость, — отстранилась Рейчел. — Я была у врача сегодня… Он сказал, что не знает как, но… Я здорова.

— А ты болела? — удивлённо спросила Бэкки.

— Да, простыла, — соврала Рейчел.

Я лишь улыбнулся, мысленно поблагодарив Рика. Наполнившись счастьем, и закрыв глаза, я вздохнул. Хотелось петь, хотелось танцевать, хотелось кричать от переполнявшего меня ребяческого озорства. Я стал по-настоящему счастлив, поняв, что счастье не где-то там, далеко, а что оно здесь, совсем близко.

Поняв, что такое счастье, я понял, что хочу жить.

Просто жить.

И этого будет достаточно.