Алексей Григорьев - Ходок-2. Слияние

Не став медлить, владетель подошёл и положил руку на барьер. Ладонь ощутила легкое покалывание. Смертельная для скелетов и зомби пелена лишь слегка щекотала кожу.

— Творение более слабого практика, — сделал логичный вывод Мстислав и разорвал преграду.

Никакой специфической магии он не применял. Князь опасался ловушки и не хотел раскрывать свои козыри раньше времени. Пелена мрака развеялась, а взорам собравшихся возле нее людей предстало любопытное зрелище.

Чёрное, как ночь, громадное, в виде змея с человеческим торсом существо держало за горло прекрасно знакомого Ефиму и Мстиславу парнишку. Мало того, оно потчевало того похожими на гадюк отростками. Отвратительные щупальца заменяли твари волосы.

После уничтожения купола, монстр прервал данный процесс и, смешно переставив колоннообразные, поддерживающие грузное тело лапы, развернулся к отряду. Чешуйки на нем встопорщились.

Торжественность момента встречи с иномировым злом испортил зомби.

— Джед! — гаркнул мертвяк и исчез.

За ним испарилась и везшая его змея. Мстислав же всмотрелся в противника. По ощущениям тот находился всего лишь на пике средней инфосферы. Кроме того гада окружало больше сотни тварей поменьше и гораздо слабей.

*****

Улицезрев врагов, Кегор понял, что влип по полной программе. Один из противников, тот самый, который разрушил барьер, подавлял мощью.

— Но, ТЫ!!! Все равно подохнешь!!! — сжал горлянку похитившего имущество негодяя аспид.

Жертва задергалась, захрипела и засучила ногами. Но завершить убийство не дали. Тело вдруг занемело, а голову сжало, словно тисками. Чтобы противостоять столь уничижительной нападке, змей потянул энергию из служанок.

Оцепенение отступило. Но враг был совсем не глупым. Он указал воинам на миньонов, и группа пришлых разразилась бурей заклинаний.

Магия выкашивала помощниц с неимоверной скоростью. Главарь же не давал Кегору пошевелиться. Наверное, хотел взять живьем.

Осознавая, что быть на свободе ему осталось недолго, змей сделал то же самое, что и недавно поверженный им противник. Использовал посмертное заклятие.

Адепты тьмы обладали ими все до одного. Вариации зависели от степени их силы и множества других факторов. К примеру, Кегор владел «дуэлью последнего шанса» .

— Да будет Шеш мне свидетель! — собравшись с духом, прохрипел аспид ключ- фразу.

Тотчас пространство вокруг него начало меняться. Что-то внутри говорило Кегору, что убить удерживаемого нахала очень важно. И действительно, Прародитель подтвердил правильность данного предположения. .

— Убей его, и за тебя отомстят! — прозвучало в ушах.

— Я не подведу, о, Великий! — мысленно возопил аспид и вместе с жертвой переместился в личное пространство.

Где, используя накопленные за долгую жизнь знания и энергию, Кегор должен был легко разделаться с противником.

Чем больше сила, тем больше ответственность. В идеале должно быть так, на деле же все иначе.

Мудрость неизвестного философа.

Длинный покрытый мраком проход круто спускался вниз. Потрескавшиеся от времени, каменные ступени имели монументальный вид. Они просто-таки дышали древностью, как и все остальное подземелье.

По катакомбам спускалось двое людей. Молодая, лет пятнадцати — шестнадцати девушка и крепкий, подтянутый, облачённый в богато украшенную рясу старец. Оба молчали. Данное место не располагало к суете. Осквернять болтовнёй ведущий во тьму коридор не хотелось.

— «Лишь бы тятенька не узнал. Но не должен вроде. Он куда-то уехал с Ефимом», — подбадривала себя слегка трусившая Мирослава.

Шагающему рядом старику и вовсе было наплевать на мирскую суету. Что князь, что император не имели над ним никакой власти. Он подчинялся только губернскому митрополиту и столичному патриарху.

Так и не проронив ни звука, необычная процессия вышла в просторную подземную каверну. Посреди пещеры находилось овальное, с кристальном чистой водой и, мерцающее синевой даже во мраке, озеро.

— Раздевайся, — обронил святоша.

Затем погасил малый осветительный шар над головой и подумал:

- «И чего я там не видел? Но не будем деву смущать».

Мирослава и впрямь покраснела. Она и так чувствовала себя стесненно, сменив парчовое платье и удобную шелковую сорочку на грубую шерстяную власяницу. А тут ещё пришлось светить телесами перед мужчиной. Пусть даже старым, и пусть в темноте. Она не сомневалась, что для такого опытного инфа, каким игумен, несомненно, являлся, царящая вокруг темень не станет помехой. Так что Иппатий вполне мог рассмотреть все ее прелести при желании.

Но таков был обычай. Вступать в воды священного пруда обнаженной. И не ей противиться вековым заветам предков. Она сама захотела перейти из мирной ветви Святой Церкви в боевую часть организации. Потому должна была подчиняться канонам.

Ранее Иппатий отказывал девушке, но сейчас согласился. Слияние началось, и богиня повелела высшим чинам не противиться желанию служек вставать на путь воина. А воля Ее превыше желаний мирских государей.

Для княжеской дочери, тем более для своей крестницы, старый, но еще далеко не дряхлый, церковник сделал одно исключение. Он привёл ее туда, где когда-то инициировали его самого. Тогда подающего надежды, гениального отрока, которому все прочили великое будущее.

Частично чаяния Иппатий оправдал. Он достиг звания игумена и стал вторым по силе человеком в Велграде. А может и первым. Но, приобретя единое тело , игумен упёрся в потолок и не смог преодолеть даже первой стадии нового уровня.

Тем не менее, никто не знал, что при желании святой отец вполне потягался бы силой и с князем. Даже Мстислав не ведал, что мощь старца достигла таких высот. А скрывать свою сферу умел любой монах. Покров благости Септонии являлся первым умением, которое изучали юные жрецы.

Девушка была прекрасна. Иппатий разглядывал во мраке красивое, но пока еще по-юношески угловатое тело, и любовался им. Взгляд игумена не туманила похоть. Так коннозаводчик смотрит на породистую лошадь. Тем более, что ценой обретённого могущества стала мужская сила монаха. Поэтому семьи священник не имел, даже несмотря на отсутствие прямых запретов Богини.

— «Все равно, после гибели Любавы, мне это не нужно», — вздохнул монах, а на душе защемило от боли старой утраты.

Впрочем, предаваться самобичеванию сейчас не стоило. Нужно было следить за девчонкой. Вдруг что-то пойдёт не так. Ведь как-никак она приходилась ему почти родственницей. Так считали все. Сам же Иппатий относился к княжне равнодушно.

Навязанное когда-то кумовство не породило в сердце теплоты. Хитрый Мстислав просчитался. У игумена в этой жизни была одна только страсть — вера. Истовая вера в Септонию и ее непогрешимость.