Константин Читатель - Игрун. Дилогия (СИ)

«— Кошка», — так я назвал про себя гейшу, исцарапавшую все мое тело за время бурной ночи, несмотря на общий негатив, осознание того, что я все-таки довел начатое до конца, вызвало чувство удовлетворения.

Вторая стрела свистнула перед лицом, лучник не стоял на месте, сменив позицию. Надо было собраться с мыслями, а не витать в приятных воспоминаниях. Еще одна стрела просвистела с другой стороны, развеяв мою полную уверенность, что нападавший в лесу один.

«— Значит парящий лист», — по логике я должен был использовать новый прием, чтобы справиться с нападавшими.

Уверенности в том, что смогу сбить траекторию полета стрелы волной воздуха у меня не было абсолютно. Звук вспарывающей пространство оперенной смерти был басовитым, намекая на не маленькую силу выстрелов нападавших.

— «Обиделся что ли, — задумался я об иКсине игры, последний поединок был выигран не совсем честно: — да пошел он!»

Бравшие меня в ножницы лучники совершили ошибку спустившись с деревьев. Оставайся они на уровне пяти метров от земли, никакой паук не помог бы мне подобраться к ним вплотную. По крайней мере пока я убивал одного, второй бы убил меня. В отличие от прошлого раза, сегодня я не забыл обыскать трупы. Помимо луков мне досталось несколько монет и метательный нож.

Происшествие взбодрило меня. Спать больше не хотелось, скорым шагом я направился к следующему учителю. Судя по карте, мне предстояла ночевка в лесу, даже бегом я вряд ли успею достигнуть жилья до того, как наступит ночь.

«— Это становится дурной традицией», — входя в деревню после обеда, я зажимал кровоточащую рану на плече.

Пума, или какое-то другое кошачье отродье, выскочило из зарослей камыша, стоило мне поравняться с засадой. Среагировать я успел, в противном случае на дороге осталась бы лежать не дохлая кошка а я. Доставать меч было не с руки, прикарманенный накануне нож вспорол пятнистую кожу, достав до сердца. Но даже насаженный на короткое лезвие, зверь смог дотянуться до меня когтистой лапой.

— Я хочу обратится к Калаху, — уяснив, что сэнсея нет в деревне, я предпринял попытку попасть на прием к божеству самостоятельно.

Впрочем к моим просьбам относились глухо, вплоть до момента, пока я не ударил подметавшего двор человека, сбив его тело в песок. Обнаженный меч, приставленный к горлу, помог принять правильное решение набежавшим на шум слугам.

— Я обещаю перебить всех разбойников в лесу, если ты даруешь мне исцеление, — уже битых полчаса я просил мне помочь, целительный баф не спешил снисходить на меня.

«Гейша, убей ее, после того как пресытишься», — в моей голове раздался голос, грубый, с рычащими нотками.

«— Похоже, что это Калах», — решил я, в некоторых виртиграх боги обращались напрямую к игрокам, выбравшим стезю паладина или монаха.

— Клянусь, — другого слова этот программный скрипт не понимал.

Вспомнив последнюю гейшу, я с легкостью согласился, если новая будет хоть вполовину такой-же стервой, как предыдущая, то я без колебаний выпущу ей кишки.

Стоило принять навязанные условия, бог излечил мою руку и больше не напоминал о себе. Вернувшийся к вечеру учитель не стал гневаться за самоуправство, почти равнодушно восприняв факт избиения своих слуг. Через пять дней он признал, что я готов пройти испытание.

— Еще саке?! — голос колокольчик звенел в отведенной для меня части гостевого дома.

— Да красавица, — я уже был порядком набравшись, третья встреченная мной в игре гейша была полной противоположностью первым двум. Светильники ярко горели, за стеной из рисового папируса кто-то наигрывал традиционный мотивчик. Время от времени девушка вскакивала с циновки, совершая для меня еще один и множества своих танцев.

— Чистая как слеза, непорочная как лилия, — по-пьяному делу меня потянуло на стихи.

— Хи-хи-хи, — звонкий колокольчик смеха разливался в ушах, перед моими глазами все плыло.

«— Напьюсь и ничего не смогу!» — выход из тупика, в который я сам себя загнал опрометчивой клятвой данной Калаху, окончательно расслабил что-то во мне.

Последнее воспоминание, которое осталось о вечере в обществе молоденькой гейши, было о том как меня тошнит, а ухоженные пальчики утирают мой рот шелковым платком.

Проснулся я от странного гула, звук шел словно в заложенные ватой уши, я разобрал какие-то крики и глухие удары.

— Пить, — моей просьбы никто не услышал, приподнявшись на слабых руках, мне с трудом удалось скинуть с себя одеяло.

Кто-то заботливо укутал меня, чтобы было тепло и не дуло от холодных стен гостевого дома. Я был почти гол, набедренная повязка выполнявшая здесь функцию трусов была не месте.

«— Фух, пронесло», — хоть шансы и были малы, но я был не в себе и не застрахован от подвигов по пьяному делу.

— Че расшумелись? — завернувшись в одеяло, я пошел на выход, странный гул разбудивший меня, шел со двора.

— Потаскуха! — я с оторопью смотрел на разъярённых крестьян.

Всегда почтительные и молчаливые, жители деревни сейчас напоминали толпу зомби, сгрудившись вокруг столба. Они бесновалась, не смея коснуться девушки, привязанной за вздернутые кверху руки.

— На! — камни летели в юное тело, отскакивали с чавканьем, оставляли кровавые подтеки, подбирались с земли и снова шли в ход.

Переведя взгляд на забиваемую камнями крестьянку, я с трудом узнал гейшу, весь вечер и часть ночи радовавшую меня своим смехом и танцами. Если бы не покрашенные белым и черным прядки волос, в окровавленном трупе я не узнал бы ее ни за что. Девушка была мертва, мертва уже какое-то время, летящие раз за разом камни, просто дробили ее тело. Лицо утратило прежние формы, деформированное наиболее частыми попаданиями от тяжелых предметов. Толпа неистовствовала, не замечая, что жизнь уже покинула жертву.

— Хватит! — слово, которое я собирался крикнуть сам давным-давно, но только беззвучно разевал рот, кто-то выкрикнул вместо меня.

Переведя взгляд в ту сторону, сфокусировал зрение на одетого в парадные одежды сэнсэя.

«— Наконец-то», — чувство благодарности к остановившему творящийся ужас, переполнило меня.

— Оттащите эту падаль в овраг! — хозяйский голос привычно раздавал указания: — Эта мразь не достойна быть похороненной как завещали предки!

— У-у-у, — толпа продолжала исходить неистовством, наиболее рослые крестьяне ухватили за веревку, оставляя кровавые следы на земле, тело потащили за ограду.

«— Это уже не игра», — похмельная слабость выветрилась головы, уступив место застилающему взор гневу: — это уже не игра!»

Деревня горела, чадящие языки жадного огня лизали стены хижин, камышовые крыши занялись самыми первыми и прогорев уже обвалились внутрь. Единственным человеком, похороненным согласно заветам предков, была оставшаяся безымянной гейша. Остальные жители деревни остались лежать там, где их настигла смерть. Первым, чья кровь обагрила мой меч, был сэнсэй, приказавший линчевать девушку, лишь только за то, что она сорвала испытание, назначенное на раннее утро.