Ксения Сергеева - Ткач

Однако чем глубже проникал Сид в Законы звезд, чем сильнее увлекался жизнью этого эфира, тем всё яснее становилась для него безрадостная картина тирании. Бороться с магистратом в одиночку? Нет. Он не бог, а потому не он должен изменять, не он должен и править, разве что помочь этим людям осознать, что же происходит на самом деле. Так появился глашатай Фин, а вслед за ним и «семья», опутывавшая страну нитями заговора, сначала тонкими и беспрерывно рвущимися, затем прочными, словно стальными, связывающими воедино тысячи недовольных, прозревших, готовых на всё ради справедливости.

Много месяцев ушло на то, чтобы создать условия для деятельности подпольщиков, годы для того, чтобы заронить семена сомнений на благодатную почву непрекращающихся поборов и гонений. «Семья» ширилась и обретала влияние. В тот момент, когда брат Сид вместе с глашатаем Фином были готовы объявить о начале действий, Верховный магистр поднялся в Главную башню с Запретной книгой в руках. Сид упустил время, когда можно было разгадать планы Адана по призыву Ворона, когда можно было отговорить остальных от этой затеи — он был слишком занят подготовкой плана, но когда впервые попал к серебряным звеньям клетки, понял, что любое восстание сейчас будет подавлено силой демонического разрушения. Ей нельзя противостоять, её даже нельзя объяснить этим людям: ни крестьянину, ни братьям, ни даже самому Верховному магистру, который попросту не знал, что творит и с кем связывает свою душу именем перевернутых звезд.

Сид несколько вечеров провел вместе с Вороном. Он не переубеждал демона — самой его сутью было разрушение, вывернуть её наизнанку не представлялось возможным, но магистр пытался выяснить, есть ли у демона слабые места, чего он боится, как заклясть его так, чтобы он больше не имел возможности вернуться ни в этот эфир, ни в какой-либо другой. Ворон рассказывал многое. Ему так давно не приходилось ни с кем разговаривать, что демон позабыл о бдительности. Сбрасывая обличье птицы, он становился похожим на человека, жалкого и нищего, но истории его впечатляли. Ворон помнил даже борьбу Праотца с похитителями эфиров, чем Сид был изрядно удивлен. Эта история, как ему казалось, принадлежала лишь Саосскому эфиру, но демон знал и её. Выуживая из речи Ворона намеки и недомолвки, Сиду удалось всё же выяснить, как справиться со злом, пришедшим в этот эфир, каким заклинанием пользоваться и как проводить ритуал… Что и было сделано. Однако оставалась задача куда более сложная. Борьба с Верховным магистром и его влиянием. Изначально Сид намеревался лишь подвигнуть народ к мятежу, отойдя затем в сторону, а то и вовсе покинув этот мир, но петля затягивалась всё туже — Адан был не так прост, вслед за арканом набрасывая аркан и не собираясь отпускать вожжей правления. Чем больше убеждался в этом Сид, тем быстрее росла в нем убежденность в необходимости убийства. Ничего не треснуло бы, не надломилось в мировоззрении Сида от убийства. Он давно уже перешел черту, за которой можно чураться этого действительно действенного средства борьбы. Однако близнецы знали, смерть Верховного магистра не была бы легкой, потому и сдерживал постоянно своих «родственников» глашатай, потому и не торопился занести кинжал брат Сид. Раз вызвавший демона по смерти отдается в его пасть на растерзание, путь сути прерывается вечной мукой. Мог ли решиться на это тот, кто знает, сколь важен финал?

Известия ползли по столице, обрастая всё новыми и новыми подробностями. Торговки знали, как именно брат Сид убил магистров, проститутки рассказывали, какими именно болезнями заражен Верховный магистр, купцы, торгующие монашкам свечи и зерно, разносили слух о том, что дочь брата Адана на второй день заключения в юдоли Грусти умерла в страшных мучениях, и якобы именно её крик все слышали в час захода звезд, стража роптала, слуги дворца шептали об ужасных злодеяниях магистрата. Горожане готовили ножи, топоры, а кое-кто и сабли. Население забрасывало глашатаев сырыми яйцами, в квартале Нищих в ход пошли и камни: мало кто верил, что брат Сид способен на убийство, ведь это он освободил побирушек от унизительного клеймления, он бился на Совете города за снижение податей, он выкупал девушек и детей из юдоли Грусти. Разве мог убивать такой человек? А если и убил, то, видать, за дело.

Люди постепенно стекались в город. Доносчики так и не заметили, как почти всю страну охватило волнение, как быстро самые бесстрашные съехались к городу, как почти опустели за несколько дней оба портовых города и бастионы юга и востока: столица полнилась и бурлила, подобно водовороту, готовому всё затянуть в свою ненасытную глотку. Служба оповещения была в недоумении. Прямо под носом её ищеек развернулось движение, о масштабах которого можно было только догадываться.

Утром Лита вышла из дому. Обычно в этот час площади уже голосили шумным многоцветьем вновь прибывших в город, ремесленники уже топили свои печи, а стражники совершали пятый обход, однако сегодня всё было иначе. Люди молча стягивались к дворцу магистрата; девушку затянуло движением, она не сопротивлялась, просто шла рядом с толстым столяром, у которого в мочке висело огромное золотое кольцо, и проституткой, пахнущей шафраном и потом. Спрашивать о происходящем, значило бы нарушить что-то. Что-то. Неизвестное. Пугающее. Волнующее. Наверняка, половина идущих не понимала этого Что-то, но двигалась волнами к центру города. Кто-то схватил её за руку и потащил прочь, в один из многочисленных переулков. Лита попробовала было высвободить руку, но хватка у мужчины была стальная, — и длинные волосы, увязанные кожаным ремешком в хвост. Фин! Лита едва не бежала вслед за уводящим её глашатаем.

— Куда мы? Ну ты чего, ведь там сейчас что-то начнется! — завернув в очередной арочный проход, они остановились. С улиц их ни за что бы не увидели, настолько был загроможден ящиками из-под вина этот тупичок. Пахло кислым пивом и отбросами. Одна из дверей, наверняка, была черным входом таверны.

— Потому мы и не там, — голос Фина звучал как-то странно. Он всё еще не поворачивался к девушке лицом, осматриваясь. — Не хватало еще, чтобы тебя растоптали, или повязали стражники. Давно мечтала в юдоли Грусти побывать?

Таких ноток в голосе глашатая Лита еще не слышала. Ей даже померещился сарказм, который Фину точно не присущ: он лишь иронизировал, беззлобно посмеивался прежде, а сейчас… Вдруг захотелось расплакаться, но она не успела — Фин резко обнял её за талию, поднял над землей и усадил на один из ящиков, чтобы её глаза оказались на одном уровне с его лицом. Сид ненавидел смотреть на кого бы то ни было сверху вниз, но иначе у него никогда не получалось. Лита ойкнула.