Юрий Чучмай - Ведьмы танцуют в огне

— Кого-нибудь отправили в погоню? — Готфрид даже приподнялся с постели.

— Конечно! Отправили погоню, ждём вестей теперь… Говорят, она в Регенсбург отправилась. Они, крысы, все теперь туда сбегаются — пощады просят…

Эрика накрыла на стол. Дитрих замолчал и принялся есть.

— Я обедать ушёл, Доротею палачику одному оставил, чтобы руки на себя не наложила. А сам дай, думаю, к вам забегу, поем. Брюхо подвело, сил нет!

Они ещё немного поболтали, а потом Дитрих убежал. Сказал, что спешит, и что судьи уже, наверное, вернулись в Труденхаус.

Дверь за ним закрылась, а Эрика принялась убирать со стола.

— Расскажи, почему вы так дружны с Дитрихом? — спросила она. — Вы ведь совсем разные…

— Не знаю. В нём есть что-то… какой-то огонь, которого мне часто не хватает.

Она не ответила, только слышно было, как пляшет нож на доске, да хрустят свежие овощи.

— Эрика, — позвал Готфрид.

— Да? — она отложила нож и подбежала к нему, как хорошая служанка, на ходу вытирая руки о передник. — Что-нибудь нужно?

Готфрид помолчал, стараясь не смотреть ей в глаза. Было немного стыдно перед ней за вчерашнее, ведь она старалась… Но Дитрих не оставил его равнодушным. По сравнению с ним, он чувствовал себя дряхлым стариком, умирающей развалиной, покидающей жизнь со всеми её радостями. Поэтому он пересилил себя, перешагнул через принципы, через отвращение, через гордость, и попросил:

— У тебя остался ещё тот отвар, который ты мне давала ночью?

Был необычайно тёплый день. По небу плыли редкие белые облака, а на шпилях церквей блестело солнце. Множество горожан вывалили из домов и пивных на улицы, чтобы насладиться начинающимся летом. Они гуляли по уютным узким улочкам, каменным мостам, площадям.

И на одной из таких площадей, противостоя потокам толпы, стоял мужчина с цветами.

На его не обезображенной интеллектом лице были голубые глаза, под носом произрастали аккуратные усики, а венчала всё короткая, также невероятно аккуратная, причёска. В руках он держал букетик каких-то полевых сорняков, которые, верно, собирал с дотошностью знахаря-травника. Все цветочки были одинаковой длины, с бутонами равного размера. Даже лепестков на каждом было поровну.

Мужчина стоял как на карауле: не двигаясь, лишь изредка провожая глазами прогуливающихся. Он ждал свою фройляйн, рядом с которой его жёсткое сердце начинало биться чуть быстрее, чем обычно приказано сердцу немецкого солдата. И вот появилась она…

— Фройляйн Каленберг! — воскликнул он, тщетно пытаясь сдержать восторг.

— Ну зачем же так официально, Зигфрид? — смутилась она, подавая ручку для поцелуя.

Её забавляло, как этот вояка корчил из себя галантного мужчину. Ага, небось сейчас цветочки и «фройляйн Каленберг», а потом, в казарме, рассказы, в которых фройляйн Каленберг во всей красе и под всевозможными углами. Знаем вас таких, не раз сталкивались.

Отточенным движением Зигфрид протянул букет Хэлене. Наверное после такого движения люди обычно сгибаются пополам, держась за живот и хватая ртами воздух.

— Большое спасибо, — и Хэлена вновь смущённо отвела глазки, вдыхая запах цветов. — Какие красивые!

— Я их очень долго собирал, — после паузы ответил солдат.

Хэлена оторвалась от цветов. Зигфрид взял её под руку и они медленно пошли по парку.

— Я так соскучился, — говорил он, глядя на неё сверху вниз, ловя мимолётные взгляды. — Мне без тебя было очень одиноко. Куда ты ездила?

— К тётушке, в Эрланген. Знаешь, там так скучно.

— Представляю.

Какое-то время они шли молча.

— Произошло что-нибудь новое?

Зигфрид как будто очнулся ото сна:

— Марк, один мой сослуживец, меч потерял, так мы его искали долго… Да, недавно в пивной подрался…

— Бедный мой, — сказала Хэлена, заглядывая в лицо мужчине. — Тебя не поранили?

— Нет, — ответил Зигфрид с воодушевлением. — Я увернулся, вот так, а потом ка-ак…

И он начал рассказывать о своём ратном подвиге, а Хэлена слушала его внимательно, изредка кивая.

Весь день они гуляли по городу, наслаждаясь тёплой и светлой погодой. Зигфрид рассказывал о тех немногих событиях, которые произошли в городе, о войне со Швецией, а Хэлена жаловалась ему на жизнь.

Когда они проходили мимо дома Зигфрида, он, как бы невзначай, заметил:

— Вот мой дом.

— А давай зайдём! — неожиданно для солдата попросила Хэлена.

Конечно, скромная женщина всегда кажется чище, чем она есть на самом деле, но больше колдунья не могла ждать. Нужно было действовать.

Он посмотрел на неё как-то странно, со смесью страха и радости, и открыл дверь.

Хэлена ожидала увидеть типичную холостяцкую берлогу, однако внутри было как-то не по-мужски чисто. Видимо здесь прибиралась солдатская дисциплина — постоянная женщина Зигфрида. В гостиной было просторно, редкая старая мебель испуганно жалась к стенам, на полках, стройными рядами, вот-вот готовые к маршу, стояли деревянные и глиняные плошки. Между полок висело трофейное оружие, взятое Зигфридом в боях. Весь этот невероятный порядок почему-то вызывал у Хэлены жалость. Казалось, хозяин дома и сам не понимает, почему держит жилище в такой чистоте, но тем не менее старается, потому что так учили в армии. А может быть он просто любитель Порядка, любитель Предсказуемости и противник всяческих Перемен.

Они вошли внутрь, и Зигфрид усадил свою возлюбленную в обветшавшее деревянное кресло, а сам спустился в погребок, откуда достал грязную бутылку красного вина.

Потом он вымыл бутылку в бадейке, поставил на стол, откупорил. Сколько раз Хэлена видела этот ритуал… Не меньше десятка. И, наверное, он останется навсегда: угостить фройляйн, выпить, уняв предательскую дрожь, а затем внимательно наблюдать, когда она расслабится, начнёт болтать всякую чепуху и бросать на тебя всё более смелые и откровенные взгляды.

— Ещё вина?

А затем нужно только поймать момент, и все былые опасения окажутся слишком надуманными.

То же самое касалось и Хэлены.

Теперь Зигфрид наливал уже молча.

— Разожги камин, — потребовала она, недвусмысленно глядя ему в глаза.

И, пока он возился с дровами и кресалом, капнула немного любовного зелья в его бокал. Нет, она не сомневалась в его чувствах. Просто дело, которое она задумала даже втайне от Матери, требовало от Зигфрида полной отдачи и собачьей преданности. Любви не бывает много.

Хотя, все эти подарки с его стороны, все комплименты, цветы и угощения… Ей жалко было терять такого ухажёра. Конечно, какое-то время он ещё продержится, будет оказывать знаки внимания, но вскоре всё сойдёт на нет. Как всегда. В идеальных мужчин Хэлена не верила.

Однако дело требовало решимости, и, скрепив сердце, она поглядела прямо в глаза Зигфриду и медленно потянула за шнурок на корсете… Казалось, у него задрожали кончики усов, а взгляд опустился вниз.