Зеркала (СИ)

— Тимыч всегда выполнял свои обещания! Почему он сейчас не хочет сделать того, что наобещал?! Передайте ему, что мы очень ждём! Новый год скоро же!

— Передам, — успокоила её Кира, положила трубку и тут же слегка приподняла её: по домашнему опыту помнила, что не до конца положенная трубка не даёт звонить с другой стороны и сама не пикает.

Новый год. Роскошный праздник снега, ароматной ёлочной хвои, сочно сладких апельсинов!.. Весёлой суеты, сверкающих огней и смеха!.. Кира слабо улыбнулась. Прошлый Новый год она встретила в квартире семьи. Это было, конечно, здорово…

И чуть не подскочила от нового звонка. Пока думала о Новом годе, рука непроизвольно опустилась — и трубка нажала на рычажки.

— Секретарь Тимофея Алексеевича! Слушаю вас!

— Кира, скажи — Ти-им, — почти шёпотом сказали с той стороны.

Она заулыбалась, не в силах совладать с собственными губами.

— Ти-им, — низким голосом, удивившим её саму, выдохнула она в трубку.

— Ещё раз таким голосом скажешь, придётся вернуться, — уже обыденно сказал Тим.

— Зачем? — шаловливо спросила девушка. И добавила наивно: — Что-то забыл дома?

— Кира-а… — лениво протянул Тим. — Не заигрывайся. Как бы не пожалеть потом.

— Что ты такого мне можешь сделать, о чём бы я потом пожалела? — задумчиво проговорила она. — Не представляю. Мне кажется… Впрочем, это мне только кажется. Мне… повторить? Имя?

— Не надо, — ухмыляясь, сказал Тим. — Я уже слышал. И всё понял.

— Что? — изумилась Кира. — Что ты мог понять?

— Болтушка, — сказал совершенно довольный Тим и отключился.

А потом снова начались звонки, и теперь Кира здорово пожалела, что нельзя посидеть в тишине и помечтать о словах Тима. Но в перерыве между звонками Кира успела испытать изумительное впечатление, вспомнив о шарфике на шее Тима. Тим же ушёл, не снимая. «Моими руками, — покусывая губы, думала она. — На его коже… Это так… здорово!»

Был маленький перерыв, во время которого она встала, выключила свет и подошла к окну. Там, на улице, лениво падал лохматый от тяжести снег. Фонари — кабинет окнами выходил на двор — светили мягкими жёлтыми огнями. Кира ещё мельком порадовалась, что лампы в фонарях не белые, не холодные… Новый год. Как он близок… И как впервые непредсказуем. Что ждёт её впереди? Странно, что, задаваясь таким вопросом, Кира впервые же не подумала о привычном: подойти бы к зеркалу, чтобы узнать будущее. И не из страха перед убийственными для неё зеркалами, а потому, что хочется тайны и помечтать.

Под конец «рабочего дня» Кира перестала улыбаться после тех звонков, в которых обиженно упрекали Тима за обещанную, но сорванную вечеринку. Дошло до неё, кто виноват. И, хотя в кабинете поздним вечером сидели все, кроме тёти Сони, которая объявила, что ей пора баиньки, и беседа вроде шла оживлённо, она, по выражению Леонтия, «скуксилась» и, скомканно попрощавшись с братьями и забрав корзину с котёнком и вязанием, которое скрашивало дежурство при телефоне, ушла спать.

… Леонтий вынул носовой платок и старательно высморкался.

По этой его старательности Тим понял, что старший брат собирается провести с ним деликатную, а то и душеспасительную беседу. И оказался прав.

— Тимыч, — сиплым от спрятанного волнения: о высоких материях говорит! — обратился к нему Леонтий. — Ты чего девулю-то мандражишь, а? Чё её в постель не затащишь? Сколько можно зазря её парить?

Опустив глаза, Тим подавил улыбку и ответил серьёзно:

— Понимаешь, Лёнь, здесь палка о двух концах. Если я сделаю это, потом буду думать: не потому ли она со мной, что оказалась в тяжёлом положении? Или как вариант: а если она будет думать, что я воспользовался тем же её положением?

Леонтий чернейшим матом, но задумчиво высказал, что думать бы много не надо. От этого все беды. А более удобоваримым языком посоветовал:

— Ты ж мужик, так возьми всё на себя!

— Взял, — уже серьёзно ответил Тим. — Время только нужно, чтобы всё сделать.

Потом Леонтий посидел, подумал и спросил:

— Кстати… Ты — как? Разрешишь ей помогать мне? Мается девка-то — я ж вижу. Так хоть поработает — думу свою думать не будет про эти х… зеркала. Много не наработает, конечно, но усталость почует — и то хорошо.

— Я ей не хозяин, — усмехнулся Тим. — Вызвалась помочь — путь работает.

Леонтий хотел что-то ещё сказать, подвигал бровями, но промолчал и ушёл спать.

Через полчаса, когда в доме всё затихло, Тим бесшумно поднялся на второй этаж и встал у двери в комнату Киры. На этот раз стоять пришлось дольше, чем в прошлый. Он отчётливо слышал, как шелестела постель, когда девушка ворочалась с боку на бок. Один раз она встала — и Тим шагнул в сторону от двери. Но, сообразив, что она вряд ли выйдет, снова приник к углу между косяком и дверью. Вскоре снизу, по ногам Тима, пошла холодная волна. Кажется, Кире не хватает воздуха? Решила подышать перед сном?

Холодок перестал просачиваться в узкую щель под дверью. Снова едва слышное шуршание. И тишина. Тим выждал немного и подтолкнул дверь. Та открылась беззвучно — петли он на всякий случай смазал ещё днём. Мягко ступая, он, словно бесплотный дух в пространстве, наполненном голубым лунным светом и блёкло-синими, почти чёрными тенями, приблизился к кровати. Первым делом проверил, есть ли котёнок рядом с Кирой, которая уже спала и довольно крепко. Тот посапывал на подушке, привалившись к щеке девушки, и Тим кивнул то ли себе, то ли Шустику.

Снова, как в прошлую ночь, он принёс из соседней комнаты зеркальную дверь шкафа. Снова устроил её так, чтобы покрывало могло легко упасть, а в зеркале — отразиться кровать с девушкой. Потом осторожно снял край покрывала с верхнего угла дверцы, чтобы оно легче сползало.

На этот раз было одно маленькое изменение в ситуации: Тим не отошёл к двери, а встал рядом с зеркалом, чуть сбоку. И стал терпеливо ждать.

Тварь, прячущаяся в зеркале, ожила быстро. Кажется, она среагировала на покачивание, которое восприняла как будущее освобождение зеркала от покрывала. Снова из стекла выполз кривой и тощий, как сучок, палец, который осторожно принялся сдвигать верхний край покрывала ниже.

За появляющимися отражениями Тим следил, стоя сбоку от зеркала. Окно. Подоконник. Верх кроватной спинки.

Шагнул встать перед зеркалом.

Отражения мужчины в зеркале не появилось.

Движение чёрного сучка замерло… Несколько секунд пролетели незаметно. Сучок пропал. Зато над краем покрывала снова всплыли те же чёрно-голубые глаза, которые даже не повернулись взглянуть на кровать со спящей девушкой, а сразу уставились в глаза Тима. Тот смотрел спокойно — и немигающе, сощурившись. Зазеркальная тварь тоже смотрела, ни разу не сморгнув… Долго ли продолжалась бы эта игра в страшноватые гляделки-противостояние, неизвестно, только в один момент голубые глаза Тима полыхнули призрачно-зелёным. Без единого звука шевельнулись тонкие губы на спокойно-бесстрастном лице: «Моё». И снова неподвижность с обеих сторон. Чёрно-голубые глаза зазеркальной твари всматривались в голубые глаза человека, который легко выдерживал гнетущий взгляд с той стороны.