Матс Страндберг - Круг

Нет смысла убегать. Мину пытается заставить себя улыбнуться, как будто встретить его здесь — это приятный сюрприз. Она чувствует, что должна сказать что-то еще, но когда она пытается произнести хоть слово, выходит только странное покашливание.

— Нет, — удается выдавить ей, когда он останавливается всего лишь в метре он нее.

Это Густав. И все равно как будто не Густав. В нем есть что-то странное, в том, с каким бесконечным восхищением он на нее смотрит.

— Что ты здесь делаешь? — спрашивает она, пытаясь заставить себя говорить естественно.

Получилось, однако, не очень правдоподобно.

— Я просто вышел прогуляться, — говорит Густав.

Он продолжает сверлить ее взглядом. Такое ощущение, что она пушистый ягненок, а он — голодный волк.

— Я думал о тебе, — говорит он. — Когда мы говорили на лестнице… Как будто сложился пазл.

— Что ты имеешь в виду?

Мину будто находится в каком-то странном сне. Все вокруг хорошо знакомо, однако все не так, как должно быть. Густав подходит ближе, пока их толстые куртки не соприкасаются.

— Я постоянно думаю о тебе, — говорит он. — Сначала я думал, это потому, что ты так напоминаешь мне о ней. Но теперь я наконец-то понял. Я понял.

То, что происходит, не может быть правдой, она с каждой секундой все больше и больше убеждается в этом. Она попала в один из параллельных миров, о которых упоминала директор.

— Ты мне нравишься, — продолжает Густав. — Очень, очень нравишься.

Когда он наклоняется к ней и целует ее, она сначала не понимает, что происходит. Она успевает заметить, какие нежные у него губы, они как будто сливаются с ее губами. И хотя это незнакомые, чужие губы, они не кажутся ей чужими. И какая-то маленькая частичка в ней жалеет, что отталкивает его.

— Ты что делаешь? — говорит она.

Он тихонько шикает и берет ее за куртку, чтобы притянуть к себе.

Мину вырывается, и Густав, потеряв равновесие, поскальзывается на обледеневшем асфальте и падает на колени. Он смотрит на нее отчаянным взглядом.

— Неужели ты не понимаешь, что Ребекка умерла? Мы должны жить дальше!

То, что он говорит, омерзительно. Это прогоняет ощущение сна, хочется вытереть рот, стереть все следы этого поцелуя.

— Прости, — говорит он. — Я не понимаю, что на меня нашло.

— Я тоже не понимаю, — отвечает она, отступая назад.

— Мину…

— Оставь меня, — говорит она и, повернувшись к нему спиной, уходит по ледяному тротуару, до смерти боясь поскользнуться именно сейчас.

Ей хочется вымыть рот с мылом, прополоскать с хлоркой. Она слышит, как Густав снова зовет ее.

Мерзкая гадина, мерзкая, мерзкая гадина, думает она.

И не знает, кого она имеет в виду — Густава или себя.

И вспоминает Ванессу. Невидимую тень Густава.

Которая наверняка была свидетелем всему этому.

Ванесса почти дошла до ворот кладбища, когда откуда ни возьмись появился кот. Он смотрел на нее своим единственным зеленым глазом. По-видимому, собаки и кошки могут видеть ее, когда она невидима. Им даже необязательно иметь в сохранности оба глаза.

— Чего тебе? — спрашивает Ванесса раздраженно.

Кот мяукает и сворачивает в узкий, почти занесенный снегом проход между старыми могильными камнями. Потом оборачивается и смотрит на Ванессу, словно желая удостовериться, идет ли она следом.

Ванесса видит Густава, он уже довольно далеко — на автобусной остановке. Ванесса быстро прикидывает, как быть.

После сцены у могилы Ребекки она чувствует себя не слишком хорошо. Густав не виноват. Ванесса уверена в этом. Слежка за ним ее уже достала. Она хочет домой — отдохнуть и забыть обо всем. Согреть замерзшее тело в ванне, почитать любовные романы Сирпы и доесть оставшиеся с Рождества конфеты, хотя в вазочке остались уже только нелюбимые.

Кот мяукает громко и протяжно, в кармане Ванессы начинает вибрировать телефон. Она выуживает его и с трудом нажимает на кнопку ответа одетым в варежку пальцем.

— Алло? — говорит Ванесса.

— Я просто хочу, чтобы ты знала: все не так, как ты думаешь.

Это Мину. Она запыхалась, как будто за ней гонятся.

— В смысле?

— Я про Густава.

— Я знаю, — говорит Ванесса. — Или что ты имеешь в виду?

Мину на секунду замолкает.

— А что ты имеешь в виду? — наконец спрашивает она.

— Я ходила следом за ним на кладбище.

— Когда?

— Только что. Несколько минут назад.

Мину молчит.

— Это неправда. Этого не может быть.

— Ты что, думаешь, я вру?

— Я видела Густава. Только что. У виадука.

До Ванессы не сразу доходят слова Мину. Как будто мозг вымерз в этой холодине. Она смотрит на дорогу, Густав как раз садится в автобус.

— Это же в другой стороне города, — говорит Ванесса растерянно. — Ты уверена, что это был он?

— На сто процентов. Точно он.

— Это невозможно, — отвечает Ванесса, как будто это и так не очевидно.

В коровнике жарко. Анна-Карин только что помогала дедушке с утренней дойкой. Он уже пошел в дом, а она задержалась и ходит от стойла к стойлу, рассматривая коров, пытаясь впитать в себя их спокойствие.

В кармане жужжит телефон, но она игнорирует его. Это наверняка Юлия и Фелисия. Они не отстают от нее, хотя Анна-Карин сказала, что болеет.

Сегодня последний день рождественских каникул, и в первый раз со времен окончания детского сада она не знает, что ждет ее в школе.

Раньше она хотя бы знала, кто она. В каком-то смысле это упрощало жизнь. Она знала свое место. Ей было нечего терять, и она научилась с этим жить. Изменения могли быть только к лучшему, и она мечтала о том, как однажды освободится от навязанной ей роли в этом ненавистном городе. Теперь она боится как никогда. Боится вернуться к прежней жизни, боится остаться в новой.

После вечеринки у Юнте она перестала использовать свою силу на маме, и перемены произошли мгновенно. Теперь мама могла затеять выпечку посреди ночи, но была не в силах достать противни из духовки. Она сидела и курила за кухонным столом, пока булочки с корицей медленно обугливались. Она то обнимала Анну-Карин до боли, то кричала, что лучше было бы, если бы дочка никогда не рождалась на свет. Ее бросает из крайности в крайность — прежняя мама то и дело сменяется новой, — но обе стали хуже, чем были раньше.

Анна-Карин не может даже представить себе, что случится с сотнями людей в школе, на которых она воздействовала своей силой. Юлия и Фелисия — они что, будут то целовать ее туфли, то макать ее головой в унитаз?

Она слышит, как во двор въезжает машина и останавливается. Хлопают двери, слышны обычные радостные приветствия дедушки. Анна-Карин подходит к маленькому грязному окну и выглядывает на улицу.

Это приехал папа Яри. Он стоит и разговаривает с дедушкой, который протягивает ему гвоздодер.