Либба Брэй - Мятежные ангелы

— Я понимаю, что прошу слишком много, мистер Миддлтон, — говорю я. — Но возможно, вы смогли бы удержать вашу матушку от визита к миссис Уортингтон до тех пор, пока я не найду возможность поговорить с мисс Брэдшоу?

Саймон одаряет меня улыбкой.

— Сделаю, что смогу. Но вам следует знать, что если уж моя матушка взялась за что-то, вы едва ли сможете сбить ее с курса. И мне кажется, она положила глаз и на вашу персону.

Наверное, мне следовало бы почувствовать себя польщенной. Да так оно и есть, слегка. Но я не могу отделаться от ощущения, что для того, чтобы быть любимой Саймоном и его семьей, мне нужно быть совершенно другой девушкой, и что если они узнают меня — по-настоящему меня узнают, — они не станут относиться ко мне так тепло.

— А что, если она разочаруется во мне?

— Я бы никогда в вас не разочаровался.

— Но что, если она узнает обо мне что-то… что-то неожиданное?

Саймон кивает.

— Я знаю, что это такое, мисс Дойл.

— Знаете? — шепчу я.

— Да, — пылко отвечает Саймон. — У вас на спине — горб, который появляется только после полуночи. Но я унесу вашу тайну с собой в могилу.

— Да уж, сделайте одолжение, — говорю я, улыбаясь и стараясь незаметно сморгнуть слезы, набежавшие на глаза.

— Видите? Мне все о вас известно! — заявляет Саймон. — А теперь отправляйтесь отдыхать. Увидимся завтра.

Я слышу, как они сплетничают в гостиной. Я слышу, потому что стою на лестнице, бесшумная, как звездный свет. А потом я выскальзываю за дверь, как можно тише, и спешу к дому Уортингтонов, чтобы предупредить их. А потом мне нужно найти мисс Мак-Клити, и она ответит за мисс Мур, за мою матушку, за Нелл Хокинс и всех остальных. И ради этого я прячу в ботинок маленький кинжал, что оставил мне Картик.

Дворецкий Фелисити открывает дверь, и я врываюсь в дом, не обращая внимания на его протесты.

— Фелисити! — кричу я, не трудясь соблюдать приличия и всякие там правила. — Энн!

— Мы здесь! — откликается Фелисити из библиотеки.

Я несусь туда, а дворецкий спешит за мной.

— К вам мисс Дойл, мисс, — сообщает он, обогнав меня у самой двери.

Он полон решимости соблюсти все необходимые формальности.

— Спасибо, Шеймс, — отвечает Фелисити. — Вы можете идти. В чем дело? — спрашивает она, когда мы остаемся одни. — Узнала что-то о мисс Мур? Нашла способ вернуть ее обратно?

Я качаю головой.

— Нас разоблачили. Леди Денби провела расследование. Она нашла твою кузину, Энн. Она знает, что мы все это время их дурачили.

Я падаю в кресло. Я так устала…

— Значит, теперь все узнают, — с испуганным видом говорит Фелисити. — Можно не сомневаться.

Энн бледнеет.

— А ты ведь говорила, что никто ни за что не догадается!

— Я не учла леди Денби и ее ненависть к моей матери.

Энн садится; она дрожит с головы до ног.

— Я погибла. И нам теперь никогда не позволят встречаться друг с другом!

Фелисити прижимает кулак к животу.

— Папа мне голову оторвет…

— Это ведь ты все придумала! — говорит Энн, тыча пальцем в сторону Фелисити.

— Но ты с удовольствием играла в эту игру!

— Пожалуйста, прекратите! — прошу я. — Мы должны как-то остановить леди Денби, не позволить ей рассказать всем!

— Никто не сможет ее остановить, — возражает Фелисити. — Она весьма решительная женщина. И она живет ради скандалов, а тут такой подходящий случай!

— Мы могли бы придумать какую-то другую историю, — Энн вскакивает и начинает шагать взад-вперед по комнате.

— Ну и сколько времени продержится эта история? Леди Денби снова докопается до правды! — говорю я.

Энн садится на кушетку, закрывает лицо руками и плачет.

— Мы могли бы воспользоваться магией, — предполагает Фелисити.

— Нет, — отвечаю я.

Глаза Фелисити вспыхивают.

— Почему?

— Вы что, забыли прошлую ночь? Нам понадобится вся магия до последней капельки, чтобы найти Храм и сразиться с Цирцеей.

— Цирцея! — презрительно бросает Фелисити. — Пиппа была права. Ты только о себе заботишься.

— Это неправда, — удивляюсь я.

— Разве?

— Пожалуйста, Джемма… — бормочет Энн.

— Вы уже видели, как магия ударила по мне, — говорю я. — Я сегодня вообще не в себе. Да еще Нелл Хокинс впала в транс… Я этой ночью видела во сне, что до нее добралась Цирцея.

Входит дворецкий.

— У вас все в порядке, мисс Уортингтон?

— Да, Шеймс. Благодарю вас.

Дворецкий уходит, но не уносит с собой свой гнев. Гнев повисает в библиотеке, он отражается в горестных взглядах и враждебном молчании. У меня болит голова.

— И ты думаешь, это действительно так? — сквозь слезы спрашивает Энн. — Ты думаешь, Цирцея овладела Нелл Хокинс?

— Да, — киваю я. — Так что вы понимаете, для нас чрезвычайно важно сегодня вечером снова отправиться в сферы. Как только мы найдем Храм и свяжем магию, вы сможете пользоваться ею, вы сможете заставить всех поверить, что Энн — это сама королева Виктория, если пожелаете. Но сначала мы найдем Храм. И Цирцею.

Фелисити шумно выдыхает.

— Спасибо, Джемма. Я постараюсь чем-нибудь занять маму и не дать ей попасть в когти леди Денби до завтрашнего дня. Энн, а ты вдруг ужасно заболела.

— Я заболела?

— Никто не решится грубо разговаривать с больной, — поясняет Фелисити. — Давай, падай в обморок!

— А если они догадаются, что я притворяюсь?

— Энн, упасть в обморок не так уж трудно. Женщины постоянно это делают. Просто свались на пол, закрой глаза и помалкивай!

— Хорошо, — кивает Энн. — А обязательно падать на пол или можно упасть сюда, на кушетку?

— Ох, да какая разница! Падай в обморок, и все!

Энн снова кивает. С мастерством прирожденной актрисы она закатывает глаза и театрально падает на пол, как внезапно севшее суфле. Это самый грациозный обморок, какой мне приходилось видеть. Жаль, что зрителями стали только мы с Фелисити.

— Вечером, — говорит Фелисити, сжимая мою руку.

— Вечером, — соглашаюсь я.

Мы выскакиваем за дверь с самым отчаянным видом, какой способны изобразить.

— Шеймс! Шеймс! — кричит Фелисити.

Высокий хладнокровный дворецкий возникает из ниоткуда.

— Да, мисс?

— Шеймс, мисс Брэдшоу потеряла сознание! Боюсь, она заболела! Мы должны немедленно позвать матушку!

Даже всегда безмятежный Шеймс встревожен.

— Да, мисс. Сейчас.

Весь дом приходит в неистовое движение — похоже, все рады, что случилось какое-то несчастье, нарушившее унылую повседневную рутину, — и я ухожу. Должна признать, я чувствую какой-то первобытный восторг, мысленно репетируя то, что расскажу бабушке о визите к Фелисити: «…и представь, добрая, нежная душа мисс Брэдшоу была так сильно ранена этими ложными обвинениями, что бедняжка почувствовала себя плохо и потеряла сознание…» Да, это будет триумф! Если бы только меня не мучила такая усталость…