Вионор Меретуков - Тринадцатая пуля

— А что тут такого? Очень даже просто. Обычное дело. С живыми всегда одна морока… Одних бумаг… А так тюкнуть его легонько ледорубчиком по маковке, а потом сказать, что, мол, того, зашибли бутылкой в пьяной драке, и дело с концом…

— Похоже, ты там у себя на Лубянке совсем умом тронулся!

— Товарищ Сталин, вы же сами говорили: "Нет человека — нет проблемы".

— Тебе, Лаврентий, дай волю, ты и нас всех на тот свет отправишь! — возмутился Сталин. Потом, подумав, сказал: — Хотя в предложении товарища Берии что-то есть. Что-то заманчивое! Скажу больше, оно заслуживает самого пристального внимания. Мы к этому вопросу еще вернемся и непременно его рассмотрим. Но не сейчас. Потом как-нибудь, позже. А в настоящее время нам дорог каждый человек. Каждая боевая единица на счету. Все пойдет в дело, все сгодится. А Ильич будет нашим революционным коммунистическим знаменем… А тебе Лаврентий надо бережней обращаться с кадрами…

— Он на евреев нападает, товарищ Сталин, — наябедничал Каганович, — а еврей — это звучит гордо, как сказал бы Максим Горький, если бы Лаврентий его не того…

— Значит, это ты, гнида, прикончил великого пролетарского писателя?! — изумился Хрущев.

— Нет, это он сам, — с сожалением сказал Берия, — товарищ Сталин запретил, помните, Иосиф Виссарионович? Вы еще тогда сказали, что он и так загнется, легкие у него, мол, ни к черту — курит много… А за гниду ты мне, Никита, ответишь!

— Да он это, он! Он и убил, кто, как не он! — одновременно заговорили почти все члены совещания. — Житья от него не стало, по ночам не спим. Все ждем, когда "воронок" приедет…

— У кого чистая совесть, тот спит спокойно… — проворчал Берия.

— Уснешь тут… Тебя, Лаврентий, когда ты в раж войдешь, и не остановишь, правильно товарищ Сталин сказал, дай тебе волю, ты бы нас всех перестрелял…

— Ну, всех не всех, а… — и Берия мечтательно уставился на Хрущева.

— Товарищи, — предложил Никита Сергеевич, — а что, если его самого, Лаврушу нашего, того?.. Ну-ну, Лаврентий, я же пошутил, ты ведь меня знаешь, я большой шутник…

— Не шутник ты, — со злостью сказал Лаврентий Павлович, — не шутник ты, Никита, а шут. И шут опасный…

— А может, Лаврентий, тебя, правда, того?.. — спросил Сталин, всматриваясь в глаза Берии.

— Товарищ Сталин! Я не пощажу… — зеленея лицом, приподнялся со своего места Берия.

— Это точно! Уж он-то никого не пощадит! — раздались голоса.

— Не пощажу жизни своей в борьбе с контрреволюцией! — преданно глядя на Сталина, сказал Лаврентий Павлович.

— Вот и Ильич советует мне тебя заменить — говорит, не подходишь ты для работы в органах — слишком мягок. А здесь требуется железная рука. Говорит, хорошо бы материализовать и воскресить Дзержинского.

— Час от часу не легче! — застонали те же голоса. — Мало нам одного Лаврентия, так еще и этого душегуба на нашу шею!..

— Нет, нет, Ильич правильно мыслит, реанимируем бескомпромиссного рыцаря революции, нашего железного Феликса… — с воодушевлением продолжал Сталин.

— Где же мы столько железа возьмем, товарищ Сталин? — взмолились все разом.

— Ну, все! Довольно! Поболтали, и будет! — оборвал всех Сталин, — я пригласил вас, господа-товарищи, чтобы сообщить, что объявляю поверку. Нам необходимо произвести предварительный смотр. Итак, начнем. Где товарищ Буденный?

— Он направлен в степи Калмыкии… — начал, было, Берия.

— Кем направлен, — поморщился Сталин, — зачем направлен?

— Маршал Советского Союза Семен Михайлович Буденный направлен в степи Калмыкии на заготовку конины, товарищ Сталин, — степенно сказал Каганович и пояснил: — стране не хватает мяса.

Сталин в ужасе посмотрел на Кагановича:

— Разве конина — мясо?! Кто ж ее жрать-то будет, вы что, тут все с ума посходили? И потом, продуктовыми заготовками у нас всегда занимался товарищ Микоян. Кстати, где он, почему я его не вижу?

Низкорослый, щупленький Микоян, протиснувшись между многопудовыми Кагановичем и Берией, бодро заявил о себе, выкрикнув:

— Здесь я, товарищ Сталин!

— Молодец! Да, так, о чем это я говорил?

— О Буденном, товарищ Сталин.

— Да, да… Впрочем, черт с ним, с этим Буденным — все равно от него никакого толку. Пусть все остается, как есть: степи так степи, Калмыкия так Калмыкия… А остальные, — он обвел взглядом соратников, — все на месте, будем считать, что поверка состоялась…

Бред какой-то… Похоже, попал на расширенное — учитывая мое присутствие, а также присутствие Брунгильды и трупа маршала Блюхера — заседание политбюро.

Я подумал, что все они как бы существуют в каком-то другом времени и ином измерении… Луганск, Ворошиловград, Ленин в Альпах, город Кагановичи… Бред, просто бред… Откуда-то взялась Брунгильда… Зачем она им?

— Уберет кто-нибудь, наконец, эту проклятую бабу с веслом? — воскликнул Сталин, вероятно подумав о том же. — Сил моих нет! Видеть ее не могу! Пристройте ее куда-нибудь. Дайте ей работу, что ли. Не век же она будет здесь торчать и мозолить мне глаза. Найдите ей место, что-нибудь достойное… Может, определить ее в Комитет советских женщин?

— Поставить ее на Тверской, бывшей улице Горького — пусть проституток разгоняет! — сказали сразу несколько голосов.

— Там, что, есть проститутки?.. — оживился Берия.

— Да сколько угодно, на любой вкус, — продолжали те же голоса.

— Так зачем же их разгонять? Товарищ Сталин, прикажите товарищу Брунгильде взять их и немедленно доставить сюда. Товарищи, войдите в положение, — заныл Берия, — я ведь пятьдесят с лишним лет, полвека, подумать только! — баб не трахал!

— Помолчи, Лаврентий! Не время сейчас о шлюхах думать. Тут судьба Советского Союза решается…

Сталин повернулся ко мне.

— А что делает здесь наш гость? — ласково спросил он. — Вы ведь художник, товарищ Сюхов? Та-а-к, очень приятно. Искусство в нашей стране принадлежит народу. М-да… Нам нужны художники. Нам нужны новые Репины, новые Саврасовы, Поленовы, Ивановы, Шишкины… э-э-э…

— …Левитаны, Врубели, Малевичи… — подсказал кто-то.

— Нет, Левитаны, Врубели и Малевичи, — оборвал говорящего Сталин, — нам не нужны. Нам нужны новые Васнецовы, Верещагины, Церетели… э-э-э…

— Ркацители, цинандали, твиши… — опять подсказал тот же голос.

— Кто это сказал?! — взвился Сталин.

Толстый Хрущев попытался спрятаться за спину тщедушного Микояна.

— Гляди, Никита, доиграешься. Это тебе не с Лаврентием шутки шутить…

Иосиф Виссарионович вышел из-за стола и подошел к уже знакомой нам картине, ну, к той, на которой он, Сталин, и Александр Васильевич Суворов… Все присутствующие, даже Брунгильда и мертвый маршал, повернули головы в сторону этого, с позволения сказать, произведения искусства.

— Товарищ Сюхов, — опять обратился он ко мне, — расскажите нам о своих ближайших творческих планах, о методе социалистического реализма, которым вы, наверняка, вдохновляетесь при создании своих шедевров… Ну же, мы ждем, аудитория у ваших ног, мы замерли в нетерпении. Нам интересно знать, чем и как дышит современный живописец? Что волнует вас? Что вы как художник ищете?