Николя Д’Этьен Д’Орв - Тайна Jardin des Plantes

Но они по-прежнему здесь: ждут меня на опушке леса, прислонившись к стволу огромного бука.

Отец, который всего несколько минут назад мечтал о разрушении этого мира, теперь утратил всю свою жестокость. Он и мама смотрят на меня с неким боязливым почтением, как любые родители, внезапно осознавшие, что их ребенок вырос, что теперь это взрослый человек, обладающий разумом и чувствами взрослого.

Приободренная этим новым взглядом, я приближаюсь к ним.

— Нам нужно уходить, — говорю я. — Мы возвращаемся наверх. Аркадия больше нам не принадлежит…

Они не спорят. Отец, преодолев замешательство, лишь спрашивает:

— Ты уверена в своем выборе?

— Темная раса умрет вместе со мной, папа. Далеко от Аркадии. Но Аркадия должна жить — в тайне, в молчании и гармонии.

— Хорошо, — кивает отец и подхватывает двух детей на руки. Мама делает то же самое.

Сильвен подходит ко мне и, словно сомневаясь в моем решении, спрашивает:

— Так ты уходишь?..

Чувствуя, как меня охватывает внезапная дрожь, я бросаюсь к нему и обнимаю его изо всех сил. Сначала это удивляет его, потом он обхватывает ладонью мой затылок, прижимает мою голову к груди и касается ее подбородком. Я с трудом сдерживаю рыдания.

— Я и правда должна уходить? — спрашиваю я в свою очередь.

И тут же чувствую, что Сильвен слегка напрягается — словно ребенок, которому уже протянули вожделенный подарок, а потом снова забрали.

— Подумай о том, как тебе повезло, — шепчет он мне на ухо. — Ты последняя, кто видел Аркадию. Отныне мы станем легендой, мифом… А когда-нибудь и вовсе исчезнем из человеческой памяти…

Обхватив меня за плечи одной рукой, другой он обводит поляну, на которой мы стоим:

— Запоминай, Тринитэ. Постарайся запомнить как можно больше. Впитывай образы, звуки, запахи… Пусть этот лес прорастет в твоей душе. Пусть это озеро, эти острова, реки, горы навсегда останутся в твоих воспоминаниях…

Он опускается передо мной на колени, и теперь мы стоим лицом к лицу.

— Потому что ты — последняя… — повторяет Сильвен.

Я киваю, как будто эти слова становятся для меня утешением.

— Хорошо… хорошо… — шепчу я, вытирая слезы рукавом.

— А теперь иди! — говорит он и, резко вскочив, почти звериными прыжками возвращается к Габриэлле и остальным собратьям.

Они радостно его приветствуют. Их лица буквально светятся от счастья.

Я молча иду вслед за родителями, которые несут детей, и чуть ли не на каждом шагу оборачиваюсь к Сильвену. Я хочу навсегда запомнить эти идиллические картины во всем их непревзойденном совершенстве.

Габриэлла и Сильвен снимают одежду и со смехом бросают ее обезьянам. Те сворачивают ее в клубки и начинают перебрасываться ими, а потом их разрывают.

Да, теперь одежда Габриэлле и Сильвену больше не нужна…

Не прекращая писать, Тринитэ встает со скамейки и медленно подходит к парапету набережной. Мыски ее туфель замирают над пустотой. Внизу течет Сена.

Теперь, когда Сильвен и Габриэлла обнажены, их уже невозможно отличить от белых обезьян…

— Я как будто снова там… — шепчет Тринитэ, вдыхая терпкий запах воды.

Эта исповедь ее опустошила. Она знает: образ Аркадии будет преследовать ее всю жизнь.

Дикие и счастливые, они углубляются в лес, взбираются на деревья и прыгают с ветки на ветку…

Тринитэ шепчет вслух последние слова своего рассказа, который дописывает, стоя лицом к реке, — словно запечатывает свою тайну заклинанием.

…И вот, охваченная первобытным восторгом, чистой животной радостью, стая белых обезьян навсегда исчезает в лесных зарослях.

«Вот и все, — думает Тринитэ, чувствуя, как к горлу подкатывает ком. — Теперь все сказано. И написано…»

Захлопнув блокнот, она убирает его в сумку с таким чувством, что закончилась целая глава ее жизни. Теперь этот блокнот вместе с остальными будет убран в один из ящиков ее стола в «Замке королевы Бланш», где ни один любопытный никогда их не найдет. Да и кто заинтересовался бы такими фантасмагориями? Из них не получилось бы даже полноценного романа. К тому же после недавнего потопа люди стали с подозрением относиться к писательским вымыслам. Многие стали видеть в подобных вымыслах первый шаг к бездне: сколько жертв повлек за собой роман «SOS! Париж»… Чтобы избежать новых катастроф, нужно жить в мире конкретном и осязаемом. С мечтами покончено.

— И что теперь? — спрашивает Тринитэ вслух у огромного, шумящего вокруг нее города.

«Теперь, — мысленно отвечает она себе, — нужно продолжать жить, как если бы ничего этого никогда не было…»

Мимо проплывает еще один прогулочный катер; он переполнен туристами, которые восхищенно слушают рассказ гида о недавней катастрофе.

Некоторое время Тринитэ следит за катером, потом пытается охватить взглядом все сразу — Сену, Нотр-Дам, оконечность острова Ситэ, Лувр, — впитать в себя восхитительную поэзию этого тысячелетнего города, его жизнь, его силу, понимая, что, несмотря на все свои безумства и страдания, Париж все же остается самым прекрасным городом на свете.

RATP (Régie Autonome des Transports Parisiens), «Автономное управление парижского транспорта», — крупнейший оператор общественного транспорта в Париже и пригородах. — Здесь и далее примечания переводника.

CRS (Companies Républicaines de Sécurité), «Республиканские подразделения службы безопасности», — подразделения французской полиции, основной задачей которых является подавление уличных беспорядков.

RER (Réseau Express Régional d’île-de-France), «Сеть экспрессов региона Иль-де-Франс», — система скоростного общественного транспорта, обслуживающего Париж и пригороды. Представляет собой объединение пригородных наземных железнодорожных линий и подземных линий в границах Парижа.

Последние имеют несколько пересадок на станции метро.

Во французских многоквартирных домах отсчет этажей ведется начиная со второго, так как первый этаж, как правило, нежилой. Третий этаж соответствует нашему четвертому.

Бернар де Жюссье (1699–1776) — знаменитый французский ботаник. Работал в парижском Ботаническом саду, также по поручению Людовика Четырнадцатого занимался устройством ботанического сада в Версале. Создал систему классификации растений по их природным свойствам.

Курить запрещено (нем.).