Николя Д’Этьен Д’Орв - Тайна Jardin des Plantes

— Да, уснул еще час назад.

— Жаль, — говорит он, снимает пиджак и плюхается на диван.

Берет пульт и включает телевизор.

«— Сегодня днем в 15-м округе Парижа эвакуировали людей из Монпарнасской башни, что вызвало массовый переполох. Служба безопасности, охраняющая здание, получила анонимное сообщение о заложенной внутри него бомбе. В начавшейся толчее пострадали пять человек, в том числе трехлетний ребенок, — все они были срочно доставлены в больницу Кошен».

В течение нескольких секунд лицо Жана словно окаменело.

— Сколько раз я тебе говорил: надо переезжать! — нервно крикнул он жене, которая готовила на кухне ужин. — Теперь, когда у нас появился Пьер, мы не можем рисковать. А мой офис в самом центре…

Надя внесла в гостиную поднос с двумя тарелками и села рядом с мужем:

— Но ты говорил, что метро хорошо защищено.

— От террористов — да. Но не от этих ложных сообщений о взрывных устройствах, которые провоцируют массовую давку. В метро это едва ли не опаснее, чем настоящий теракт.

Жан был прав: месяц назад, вскоре после Пасхи, я угодила как раз в такую ситуацию на станции «Обер». Какой-то тип заявил, что заложил бомбу под вагон. Что тут началось! Люди словно обезумели. Хорошо еще, что Мюгетт была со мной — меня растоптали бы, если бы она не прижала меня к себе изо всех сил.

А теперь нас пытаются убедить, что после грандиозных терактов настанет затишье… Ну да, как же!.. Все по-прежнему стоят на ушах, несмотря на то что министр внутренних дел выступает с телеобращением, пытаясь успокоить парижан:

«— Парижанам нечего бояться. Приняты все необходимые меры для обеспечения их безопасности.

— Господин министр, на какой стадии сейчас находится расследование, касающееся попытки теракта на станции метро „Порт Майо“?

— Я же только что сказал: парижанам нечего бояться. Что касается…»

Я с удовольствием послушала бы дальше, но Жан берет пульт и выключает телевизор. Потом встает и начинает расхаживать по гостиной — скорее нервно, чем задумчиво.

— Мы могли бы переселиться за город, — наконец говорит он. — Для Пьера это было бы лучше во всех отношениях.

— Но нам никогда там не найти лучшего жилья, чем это, — возражает Надя.

Жан машинально оглядывает комнату.

— Мне не нравится это место, — признается он. — Хотя, конечно, плата за жилье у «Королевы Бланш» чисто символическая…

— Мы уже говорили с тобой на эту тему…

Жан пожимает плечами и снова садится.

Взгляд его падает на журнальный столик, и Жан замечает на нем какую-то книгу:

— Ты тоже читаешь эту ерунду?

— Мне ее мама принесла.

— В метро я видел ее у половины пассажиров, — говорит он с раздраженной гримасой. — Не люблю я все эти выдумки! Реальность сама по себе достаточно жестока. А такие книжонки только развивают паранойю у людей. Это же надо — разрушение Парижа!..

— Ты почитал бы, прежде чем критиковать.

Я включаю зум, чтобы увидеть обложку крупным планом. Так я и думала: даже Надя Шовье читает «SOS! Париж».

Жан со вздохом кладет книгу на столик и вытягивается на диване, положив голову на колени жены:

— Устал как собака…

Надя издает нежный смешок, и пальцы ее осторожно проскальзывают под рубашку мужа. Постепенно он расслабляется. Дыхание его становится глубоким и ровным. Потом он приподнимается и слегка обнимает Надю, которая продолжает расстегивать на нем рубашку.

В такие моменты я всегда колеблюсь, не стоит ли выключить монитор. Не то чтобы происходящее меня шокирует — я видела подобное много раз, — однако мое любопытство не исключает уважения. Может быть, это прозвучит лицемерно, но я вовсе не вуайеристка.

Однако я продолжаю смотреть на экран монитора.

— Дорогой, — говорит Надя и нежно целует мужа в лоб, в кончик носа, в обе щеки. — Я так тебя люблю…

Внезапно Жан резко вздрагивает:

— Ты слышала?

— Что?

— Не знаю… Какой-то шум в комнате Пьера.

Надя бледнеет:

— Ты уверен?

— Я не знаю, мне…

Надя выпрямляется и несколько секунд напряженно прислушивается.

Жан, кажется, напуган.

— Ты что-нибудь слышишь?

— Тс-с! — Надя прижимает палец к губам мужа.

Затем медленно, словно заранее обдумывая каждое движение, поднимается. На цыпочках ступает по ковру. На миг оборачивается к Жану и делает ему знак оставаться на месте.

Дверь детской приоткрыта. Надя приближается к ней, стараясь ступать как можно тише.

Когда она входит в комнату, Жан вздрагивает.

Почти в тот же момент я невольно стискиваю в руке пульт изо всех сил. Никогда прежде я не слышала такого крика.

На парижских улицах было спокойно и прохладно. Город источал аромат свежей зелени, к которому примешивался запах асфальта. Вырвавшись из духоты «Баскского трактира», Жервеза и Сильвен медленно шли по улице Крулебарб, чувствуя легкое опьянение. Сгущающийся полусумрак настраивал их на умиротворенный лад.

«Истинный мир», — думал Сильвен, ступая по парижскому асфальту.

Как всегда, проходя по улице Крулебарб, профессор Сильвен Массон непроизвольно напомнил себе, что эта извилистая улица совсем не проста: она пролегает по руслу древней реки Бьевры, которая некогда пересекала Париж с юга на север и впадала в Сену в районе нынешнего Аустерлицкого вокзала. Впоследствии она высохла и теперь оставалась лишь воспоминанием, эхо которого еще продолжало звучать в географии Парижа: улица, возникшая на ее месте, постоянно изгибалась и шла немного под уклон. Глядя на высокие деревья, росшие вдоль улицы по другую сторону от ресторана, Сильвен думал, что благодаря ним воздух здесь как в деревне.

К одному из мощных стволов прислонился полицейский, машинально поглаживающий свою дубинку. У него был беспечный вид сельского пастуха. В свете недавних чудовищных терактов этот одинокий силуэт вызывал ощущение безнадежности: он словно был печальным символом заранее обреченного противостояния горожан террористской угрозе.

«Парижане живут в постоянном страхе перед новыми взрывами, — констатировал Сильвен, оглядывая пустые немые кварталы. Окна были закрыты, ставни заперты, замки защелкнуты. — Как будто все забаррикадировались…»

Но после осенних терактов у всех французов был повод так себя вести. Тысяча двести человек погибли при взрывах в «Конкор-Лафайетт», и лишь чудом удалось вовремя эвакуировать людей из небоскребов-близнецов «Тур Меркюриаль». Приходилось признать очевидное: почти все вечерние завсегдатаи бистро и ресторанчиков вроде «Баскского трактира» предпочитали оставаться дома.

«Париж некоторым образом последовал моему примеру, — иронически подумал Сильвен, машинально поддавая ногой пустую бутылку из-под „Кока-колы лайт“, которая покатилась вниз, в темноту. — Стал городом-затворником!»