Сергей Владич - Тайна распятия

— И почему же этого не было сделано? — спросил заинтригованный Трубецкой.

— Если бы мы знали ответы на все эти вопросы, Сергей Михайлович, я бы тут сейчас не сидел. — Господин Мюллер чуть подался вперед и продолжил: — Именно это мы и хотим узнать с вашей помощью. Для начала я принес фотокопии нескольких страниц каждого из этих кодексов — вы сами посмотрите, как бережно отнеслось время к пергаменту, на котором они были написаны, и как аккуратно умели писать наши предки полторы тысячи лет тому назад.

Он положил перед Трубецким стопку цветных фотографий испещренных греческими буквами страниц, которые тот не без любопытства просмотрел.

— Да, складывается впечатление, что вы правы, тут есть над чем поработать, — сказал Сергей Михайлович после паузы. — Я, конечно, польщен вашим предложением, и ваш рассказ весьма любопытен, но почему именно я, по вашему мнению, могу разрешить все эти загадки?

— Видите ли, нам нужен незаангажированный эксперт, занимающийся библейской проблематикой, причем желательно из православной среды, так как монастырь Святой Катерины находится под протекторатом православной церкви. Мы изучили вопрос и воспользовались рекомендациями таких специалистов, как Натан Ковальский. Вы — лучший, и именно поэтому я здесь.

«Любопытно, — подумал про себя Трубецкой, — значит, Ковальский рекомендовал меня им, а их — мне. Здорово это у него получается!»

— Все ваши расходы будут оплачены, — добавил Мюллер.

— Надеюсь, — пробурчал вполголоса Сергей Михайлович. — Я в принципе согласен, но мне нужно обдумать все детали и посоветоваться с женой. Я ведь правильно понимаю, что Синайский кодекс теперь хранится частично в Лейпциге, частично — в Британской библиотеке, а изданная при жизни Бекендорфа сотня экземпляров разошлась по всей Европе?

Мюллер утвердительно кивнул.

— Да-да, конечно, — сказал он, — думайте. Я приду завтра. Снова прошу прощения за беспокойство и срочность, но вы сами понимаете, если такой проект международного масштаба, как публикация в Интернете Синайского кодекса, будет осуществлен с привлечением непроверенных и неподтвержденных данных, это будет грандиозное фиаско. Лейпцигский университет, который я имею честь представлять, этого допустить не может. Я только хотел добавить, что несколько фрагментов Кодекса все же сохранились и в Санкт-Петербурге, в публичной библиотеке, а недавно в монастыре Святой Катерины были найдены еще двенадцать листов того же Кодекса и четырнадцать различных его фрагментов. Так что вам предстоит немного попутешествовать. Хотел бы еще раз подчеркнуть: наша цель проста и благородна — установить истину. Помните, как сказано в Евангелии от Иоанна: «И познаете истину, и истина сделает вас свободными…»? Не к свободе и не к познанию ли истины призывал сам Христос?

На этом они и расстались.

Следует сказать, что Трубецкой упомянул о необходимости посоветоваться с женой совсем не просто так. Это не было бы пустой формальностью в любом случае, ибо его супруга Анна Николаевна Шувалова была не только историком, но и мудрой женщиной, и ее взгляд со стороны на происходящие события часто открывал такие аспекты, которые Сергей Михайлович в силу традиционного мужского пренебрежения мелочами просто не замечал. В сложившейся же ситуации мнение Анны было исключительно важно еще и потому, что она никак не могла сопровождать его в путешествии на Восток. Причина тому была самой замечательной, какая только может существовать в жизни, — Анна была беременна. А каждый мужчина, который готовится стать отцом, знает, что в состоянии беременности женская интуиция обостряется необыкновенно и становится особенно мощным инструментом познания, если только правильно использовать его в мирных целях.

Когда Анна вернулась домой с прогулки, а к тому времени гость уже ушел, Сергей Михайлович в деталях рассказал ей о странном посетителе и его предложении предпринять путешествие в Египет. Реакция Анны поставила его в тупик. Первый же вопрос, который она задала, застал Трубецкого врасплох:

— А откуда это Натан Ковальский может знать твой домашний адрес? Мы его домой не приглашали, и, как я понимаю, у нас не было повода сообщать ему, где мы живем.

Сергей Михайлович даже не нашелся, что ответить, поскольку Анна была совершенно права.

— И потом, я надеюсь, у тебя не возникает сомнений, что имя Ганс Мюллер — вымышленное?

Трубецкой утвердительно кивнул.

— Тогда я предлагаю вот что. Ты садись за компьютер и шаг за шагом попробуй проверить в Интернете все, что он тебе наговорил про кодексы и Бекендорфа, а я пока сделаю пару звонков.

Буквально через час Трубецкой убедился, что практически все рассказанное ему господином Мюллером соответствует действительности. Некоторые факты, например, о том, что в Санкт-Петербурге остались на хранении фрагменты Синайского кодекса, еще требовали своего подтверждения, однако общая картина, похоже, была правдивой. Примерно такие же результаты принесло общение Анны со своими бывшими коллегами из Санкт-Петербургской исторической тусовки. Бекендорф повсеместно рассматривался как выдающийся палеограф, ученый-первооткрыватель, авторитет своего дела и в чем-то даже классик. Лишь старый добрый друг и учитель Шуваловой профессор Синельников, который не признавал авторитетов и в прошлом неоднократно выручал Трубецкого и Анну своими советами, добавил, как обычно, перцу в довольно постную и однообразную картину всеобщего восхищения Бекендорфом.

Иван Степанович Синельников — доктор, профессор и лауреат разнообразных премий — был легендарной личностью среди историков Санкт-Петербурга. Он давно уже вышел на пенсию, но когда-то читал лекции молоденькой студентке Шуваловой, и именно он привил Анне настоящую страсть к истории. Иван Степанович был умнейшим и очень светлым, даже счастливым человеком. Однако, к искреннему сожалению всех, кто когда-либо с ним пересекался, пару лет назад ему сделали — и крайне неудачно — операцию на позвоночнике, и теперь он был прикован к инвалидной коляске. Тем не менее духом профессор не пал и продолжал активно работать. Так вот, в разговоре с Шуваловой он выразил недоумение в связи с тем фактом, что в России и доселе практически не знают имя архимандрита Порфирия Успенского, который в 1845 году также посетил монастырь Святой Катерины и видел те листки Синайского кодекса, которые монахи не отдали Бекендорфу. Архимандрит Порфирий был не только священником, но и ученым, и он бросил вызов молодому немецкому палеографу в его утверждении о древности Синайского кодекса. Так, Синельников рассказал, что в «Трудах Киевской духовной академии» за ноябрь 1865 года содержится весьма аргументированное письмо Порфирия Успенского к Бекендорфу, в котором он, указывая на содержащиеся в тексте документа факты, прямо заявляет: «Вы возвышаете достоинство Синайского манускрипта, но позвольте мне понизить его цену. Невозможно признать такой глубокой древности, какую вы присуждаете ему». К сожалению, по словам Синельникова, голос архимандрита не был услышан научным сообществом, и Бекендорф сполна насладился лаврами первооткрывателя «древнейшей из известных» Библий, невзирая на множество критических замечаний по поводу обоснованности его аргументации.