Александр Лаврентьев - Пограничник

Все могилы были разрыты. Все до одной. Мертвецов не было. Зато были следы. Следы ног, которые начинались сразу же у разверстых могил и тут же исчезали, словно все, кто восстал из мертвых, воскреснув, сразу же поднялись на небо. Кладбище было очень старым, многие надгробные плиты и памятники покосились, а некоторые обрушились и были втоптаны в землю. Несколько уцелевших крестов виднелись вдали, среди берез. Иван на мгновение закрыл глаза.

— Господи! Что же это?

«Что тогда отец Евлампий читал? — судорожно стал вспоминать Иван. — Вспомню? Нет?.. Вспомнил! „Не убоишися от страха нощнаго, от стрелы, летящия во дни, от вещи, во тме преходящия, от нападения и беса полуденнаго. Падет от страны твоея тысяча, и тма одесную тебе, к тебе же не приближится…“ И вот еще: „На руках возмут тя, да не когда преткнеши о камень ногу твою; на аспида и василиска наступиши и попереши льва и змия. Яко на Мя упова, и избавлю и: покрыю и, яко позна имя Мое“. Господи! Спасибо Тебе, ибо дал Ты мне еще один шанс, хотя знаю, что должен был я стоять перед Тобою, сир и наг, и нечем мне было бы прикрыть свои грехи. А так… Господи! Искуплю!»

Иван повернулся и, стараясь не оглядываться, почти бегом направился к шоссе.

Он заметил ее километров через пятнадцать, когда сделал пятиминутный привал в салоне большого автобуса, брошенного прямо на разделительной: маленькая фигурка, которая спокойно лавировала между автомобилями. Иван пригляделся: манерой двигаться существо напоминало человека. Так оно и оказалось. Когда тот подошел ближе, к своему удивлению, Иван обнаружил, что по шоссе идет ребенок, мальчик лет двенадцати. С каждым его шагом удивление Ивана росло: ему, взрослому человеку, прошедшему войну, было непросто выжить в новых условиях, а мальчик шел совершено один, без оружия и, казалось, абсолютно никого не боялся. Сперва Иван подумал, что это приманка. Но, внимательно оглядевшись, он не обнаружил ничего подозрительного. К тому же мальчик шагал так уверенно, что становилось ясно: он ничего не боится. Когда он подошел совсем близко, то Иван смог разглядеть на нем форму ювенального департамента. Это могло означать только одно: мальчик был воспитанником детского интерната.

Быть может, его родители были, как отец Евлампий, конви и власти решили, что растить ребенка лучше в интернате, под присмотром пасторов и опытных педагогов, а может, его родители были бедняками и не могли сами содержать ребенка — в подобных случаях детей тоже забирали в интернаты. Правда, часто туда же сдавали детей и люди побогаче — воспитывать своих отпрысков им было некогда. Евразийский Союз, как утверждала пропаганда, не делал различий между детьми разных социальных слоев и разных рас — их всех воспитывали в одинаковых условиях, в новой вере — «New Earth», или «Новая Земля».

Их учили гуманизму и философии, они пели мантры и совершенствовали сознание в специальных учебных центрах. До сих пор Иван не придавал этому никакого значения, но встреча с отцом Евлампием и Марией заставила его о многом поразмыслить и о многом изменить мнение. Нынешний Иван в отличие от старого по-другому смотрел и на прошлое Евразийского Союза, и на Москву, и на мальчика.

Мальчик приблизился к Ивану. Руки его были пусты.

— Привет! — сказал ему Иван. — Хочешь есть?

Мальчик поднял голову, и Иван увидел, что глаза ребенка так же пусты, как серое небо над его головой.

— Нет… — сказал мальчик. — Я сыт.

— Тебя кто-нибудь накормил? Как ты уцелел? Ты прятался под землей? — Иван сыпал вопросами, но мальчик не торопился отвечать.

Он вдруг опустился прямо на асфальт и произнес нараспев мантру, при этом причудливо сложив пальцы на разведенных в стороны руках.

Иван покосился на собак, которые, сидя поодаль, принюхивались и облизывались, поглядывая на паек Ивана. Кажется, мальчик их совершенно не интересовал. Для них он был всего лишь частью окружающей среды, они как будто и не видели его.

— Але, пацан! — Иван дотронулся до плеча мальчишки. — Эй! Слышишь? Хватит! Можешь пойти со мной, иначе тебе долго не протянуть!

Наверное, он сказал глупость, ведь уцелел же как-то мальчишка до сих пор. Но и оставлять его одного Иван не решался. Он наклонился к ребенку, заглядывая тому в лицо. Мальчик внезапно широко распахнул глаза, и на мгновение Ивану показалось, что они у него беспросветно-черные, без белков.

— Ты кто? — спросил мальчик.

— А ты кто? — спросил Иван.

— Я Питер.

— Питер? Может быть, Петр? Петька?

— Нет, — губы мальчика скривились, — я Питер. Питер. А ты кто?

— А я Иван. Откуда ты?

— Из учебного центра самосовершенствования человека, — ответ прозвучал столь категорично, что стало понятно: мальчик считает эту информацию вполне исчерпывающей.

— Ага, — без энтузиазма кивнул Иван. — Ясно. А где все, ты не в курсе?

— Они покинули Землю и ушли в нирвану, в великий космос. Великий Мантрейя призвал их туда.

— Гм, ясно. А зачем?

— Цикл развития человечества завершен, начинается новый цикл, новая эра. Все начинается сначала, и у меня есть шанс стать Наипервейшим. И у тебя он есть! — крикнул мальчик и, схватив Ивана за уши, резко ударил его лбом в переносицу.

Иван отшатнулся, схватившись за нос.

— Но я не позволю тебе стать Наипервейшим! — завизжал мальчик. — Им буду я! Только я! Я тренировался! Я знаю все мантры! Я знаю все законы мира! Я! Я должен быть Наипервейшим!

Иван, держась за нос, отступил.

Мальчик, оскалив зубы, принял позу каратеки, глаза его сверкали решимостью уничтожить соперника. На мгновение Ивану мучительно захотелось придушить щенка, но он сдержался. И так слишком много смертей. Слишком много.

Он отставил «Сайгу», показал мальчишке, что в руках у него больше нечего нет, и как можно спокойнее произнес:

— Конечно, ты будешь самым первым, Питер, успокойся. Что с тобой? Я не претендую на роль первейшего или как его там. Будь им. Чего ты злишься? Я тебя спрашивал, но спрошу еще раз: ты хочешь есть? Куда ты идешь?

Вместо ответа мальчишка метнулся к оружию, но Иван, будучи начеку, перехватил пронырливого каратеку, скрутив его так, что мальчишка не мог пошевелиться.

— Ясно, другом ты меня не считаешь. Может, ты и прав. Давай разойдемся по-мирному. Ты пойдешь вон в ту сторону. Ты же туда шел, верно? А я пойду в другую сторону, потому что мне надо совсем в другое место. Хорошо?

Мальчишка отчаянно брыкался, извиваясь как уж на сковородке:

— Ты не смеешь! — вопил он. — У меня есть права! У всех детей есть права! Не смей их нарушать! Тебя покарает Мантрейя! Я буду жаловаться в БНБ!

Но Иван держал его крепко. Мальчик, изловчившись, попытался укусить Ивана, но тот, решив, что хватит с него за последнее время укусов, грубо зажал ему рот ладонью. Еще минут пять подрыгавшись, мальчик выбился из сил и затих. Иван, памятуя об эксцессах, продолжал крепко держать его обеими руками.