Ева Соулу - Вестник

— Это неважно. Я справлюсь.

— Нет, Дэн. Это мое официальное распоряжение, забудь.

— «Такой расклад»?

— Да, мой мальчик. И так будет лучше.

Дверь открывалась всё шире.

— Тано.

Рон обернулся, готовый снова выбранить его. Дэн подошел и протянул ему руку. Рональд округлил глаза. Затем рассмеялся — тихо, но действительно легко. Они обменялись рукопожатием.

— Увидимся.

— Непременно.

Дверь бесшумно закрылась. Комната по-прежнему плавала в блеклой заводи электрического света. Вечер закончился.

Астоун

24 февраля

Алекс сидел в своей комнате в Северной башне и слушал, как тикают часы за спиной. Небо еще светилось, но волны продолжали темнеть до чернильной густоты. Облака таяли вслед за океаном. Убывающий месяц бессонно таращился над горизонтом, ополчившись рогами на восток. Сквозь ветер проступал тяжелый запах мокрой земли. Сегодня целый день не было снега.

В замке быстро вечерело. Все звуки стали четче и легче. Алекс следил за звездами, взглядом на юг, где в широкой полынье слезилось несколько неярких точек. Культяпка старого созвездия — не выкинуть, не отвести глаз. Замок был пуст. Рональд и Джулия уехали; прислуга (даже старина Эшби) была временно выдворена на отдых. Стены вздохнули и вместе с Алексом приготовились ждать, день за днем.

Он верил, что она вернется. Но если она не придет сама, он отправится на ее поиски. Они связаны. Астоун сказал, что это так.

Дом Уэйнфордов

25 февраля, 11:07

— Мерзавка! Я же запретила ее рисовать!

Изабелла вздрогнула и отшатнулась от мольберта.

Элинор вцепилась в подрамник холста и сломала его пополам. Обрывки ее собственного лица с шелестом посыпались на пол. Затем она уставилась на девочку, понуро смотрящую в сторону.

— Если еще раз ослушаешься, я выброшу тебя вон.

Изабелла безмолвствовала. Это обещание не сбудется, даже если она разрисует портретами Элинор весь дом. Через несколько минут настроение матери изменится, и тогда она придумает, что уничтоженный портрет — дело рук самой Изабеллы.

— Убирайся. Я не желаю тебя видеть.

Изабелла бесшумно выскользнула из мастерской, радуясь возможности спрятаться от Элинор, пока та блуждает по дому, кидаясь на каждую неровную тень. Мать громко вздохнула ей в спину.

Часть гнева улеглась. Но запахи пропахшей акрилом комнаты вызывали тошноту. Несколько последних часов Элинор металась по маленькой клетке внутри этого дома, натыкаясь на стены. Ей не хватало Астоуна, его маскулинной тяжести. Голова казалось легкой, не своей — всё постоянно отдалялось, и она боялась, что пробьет здешний потолок и улетит в никуда. Ей не за что было зацепиться. Где-то внутри играла музыка, от звуков которой по стенам с шорохом осыпалась каменная крошка.

В ее крови, на две трети разведенной отчаяньем, не хватало кислорода. Виктория не возвращалась. День за днем птичка пела, пока здесь пустовало всё. Маленькая канарейка заново отрастила желтые крылышки и пробовала летать. Ее не уговорить вернуться, даже сюда. Элинор опрокинула мольберт и заплакала. Гаденыш лишил канарейку памяти. Элинор может ждать, пока небо не обрушится, но это ничего не изменит.

Она подошла к окну и прижалась щекой к стеклу, разрисованному рыжими цветами. Краска засохла намертво, мутными лентами пеленая облака, пытавшиеся плыть мимо. Элинор опустила взгляд. К городу, сквозь покрытую ледяной коркой пустошь, убегало шоссе. Дрожащие вдалеке тени домов таяли рядом с развороченным рыжим маком, заслонявшим половину пейзажа, но Элинор было лень подвинуться. Сощурившись, она смотрела на него, царапая стекло. «Викки, если твоя дочка исчезнет?» Элли улыбнулась маку. Возможно, не слишком удачная мысль, но есть ли у нее выбор? Она не предполагала в свое время, что канарейке понравится высиживать яйца. Просто согнать ее с гнезда теперь недостаточно. Лисе нужно украсть яйцо, нужно сделать его своим. Или сожрать, если потребуется.

Элинор оделась и вышла из дома. Через пару минут ее машина стремительно сорвалась с места. Изабелла смотрела ей вслед из высокого окна и плакала.

Асфальт успел оттаять на утреннем солнце, иначе бы Элинор слетела в кювет на первом же повороте. Машина неслась на огромной скорости, дорога была пуста. Забываясь, девушка до упора выжимала педаль газа, не обращая внимания на затравленное повизгивание зимних покрышек. Она действительно была хорошим гонщиком — но, увы, плохим водителем. Зато город шустро подбирался всё ближе, переваливаясь на серых лапах. Сегодня им вдвоем будет весело.

Элинор принялась обдумывать первоначальный маршрут. Марго поблизости нет, Гордон завершал дела на материке. Заброшенный Ричард переехал в гостиницу, но ей было наплевать. Нетрудно будет выманить канарейку, чтобы заполучить ее яйцо. Викки старается вовсю — наверстывает упущенное в новом гнезде; но иногда Фитцрейн, желая похвастать женой из легендарного семейства, водит ее на посиделки к друзьям, среди которых всё больше жены прикормленных Фитцом полицейских — такие же, как Викки, наседки с погремушками вместо мозгов. Давненько это чудесная компания ничего не праздновала допоздна, нужно подкинуть им повод. Возможно, в скором времени Фитц поймает жирную рыбку из местной ювелирной фауны. Подумать только, как счастлива будет канарейка! Правда, недолго. Главное — заранее подготовиться, но именно этим Элинор развлекалась всю последнюю неделю.

Показался очередной поворот. Через десяток метров — встречный автомобиль. Девушка с хрустом вывернула руль и вылетела на обочину.

Взбрыкнув, машина врезалась в мягкий торфяник, а затем мир пришел в состояние покоя. Элинор закрыла глаза. Удушье пряными волнами подступило к горлу, ей пришлось поднять руку и на ощупь открыть окно. Ей нравилось, когда случалось вот так удивляться — это странным образом бодрило после.

— Вы живы? — Окрик накрыл внезапно, и она осознала, что кто-то успел подобраться к ней со стороны шоссе. Силуэт заслонил собой небо и стал матово-темным. Должно быть, он смотрел на нее; Элинор сощурилась, привыкая к свету. Снова голос: — Вы не ранены?

Его лицо проступило медленно, как на проявляемой фотобумаге. Элинор вжалась в кресло, провалилась в многоголосый звон. По каждому ее нерву побежал синий ток. Ей нужно было закричать, чтобы вернуться к жизни, но было слишком страшно очнуться в перевернутой машине, с мороком в голове. Она смотрела в глаза человека, уже тридцать лет как мертвого и погребенного. Ведь она убила его, убила руками Марго.

Но он об этом не подозревал. Призрак Александра Гора быстро открыл дверцу автомобиля и принялся обследовать Элинор на предмет увечий. Убедившись, что она не ранена, он осторожно похлопал ее по щеке. Рука была теплой. Элинор вперилась в это знакомое, живое лицо: в его глазах стало меньше печали. Возможно, она по ошибке въехала на тот свет и теперь всё будет хорошо.