Артур Мэйчен - Ангелы Монса: Лучники и другие военные легенды

Любое коммерческое использование данного перевода, воспроизведение текста или его частей без разрешения переводчика запрещено. Текст предназначен для ознакомительной публикации на сайте lib.ru.

Эта маленькая книжка сделала имя Артура Мэйчена широко известным. Такой популярности он при жизни больше не добивался. А потом «Лучники» были накрепко забыты. Но и сейчас они — не только историко-литературный курьез, а значительная часть наследия выдающегося писателя. Насколько мне известно, до меня «Ангелов Монса» не переводили. Что ж, может быть, мне удалось дать представление об этом тексте, к которому сам автор относился весьма пренебрежительно.

В течение года, вероятно, появятся и другие переводы «военных» текстов 1910-х годов. В работе находятся книги Дансени и Честертона. Приятного чтения!

Меня попросили написать предисловие к рассказу «Лучники», вошедшему в эту книгу вместе с тремя похожими историями. И теперь я колеблюсь. Ведь история «Лучников» с самого начала была очень странной; столько подозрительных осложнений в ней обнаруживается, столько противоположных слухов и предположений ее окружают, что я, по правде, не знаю, с чего начать. И надеюсь разрешить все трудности, извинившись за это начало.

Ведь наличие предисловия обыкновенно подразумевает, что текст, который далее следует, очень важен. Если, к примеру, кто-то составил антологию великой поэзии, он может написать хорошее предисловие, оправдывая принципы отбора, вдохновенно указывая здесь и там возвышенные красоты и бесподобные достоинства, прославляя королей, лордов и князей литературы, которым он просто служит как дворецкий. Предисловия, таким образом, должны относиться к шедеврам и мировой классике, к великим, древним и общепринятым вещам; а я здесь представляю свой собственный короткий рассказ, который появился в «Ивнинг Ньюс» около десяти месяцев назад.

Я вижу нелепость, нет, явную ненормальность сложившегося положения. И мое оправдание за эти страницы должно быть таким: хотя сама история ничего собой не представляет, она все же привела к таким странным и непредвиденным последствиям и приключениям, что самый рассказ о них может вызвать некоторый интерес. И к тому же есть некоторые психологические выводы, которые можно сделать из всего случившегося с рассказом, из продолжающихся слухов и обсуждений. Эти выводы, я полагаю, не пройдут незамеченными; итак, начнем сначала.

Это было в минувшем августе, точнее, в последнее воскресенье минувшего августа. Происходили настолько ужасные события, что о них не стоит читать теплым воскресным утром между завтраком и мессой. Но в «Уикли диспэтч» я увидел ужасный отчет об отступлении в Монсе. Я больше не вспоминаю его подробностей; но я не забыл впечатления, которое тогда сложилось; казалось, я увидел раскаленные добела печи мучений, смертей, агонии и ужаса; и посреди адского пламени была Британская Армия. В пламени, уничтоженная им и все же спасенная, рассеянная подобно пеплу и все же торжествующая, замученная и навеки прославленная. Так я увидел наших людей, окруженных сиянием, я отправился с этими мыслями в церковь, и, как это ни печально, обдумывал рассказ, в то время как дьякон возглашал евангельские слова.

Это не был рассказ «Лучники». На самом деле это был первый набросок, «Отдых Солдата». Жаль только, что я не смог написать его так, как задумал. Рассказ как он есть, думаю, куда лучше в творческом плане, чем «Лучники», но рассказ, который сложился, когда синий дым возносился над Евангелием, лежавшим на столе между тонкими свечами… То и впрямь была славная история — подобно всем историям, которые никогда не будут написаны. Я думал о мертвых людях, прошедших сквозь огонь и в огне и встреченных в Вечной Таверне песнями, звоном чаш и вечной радостью. Но каждый человек — дитя своего века, пусть зачастую ему ужасна самая мысль об этом; и наша ведущая религия долгое время считала, что жизнерадостность есть зло. Насколько я знаю, современный протестантизм полагает, что Небеса — нечто вроде вечерней службы в англиканском соборе, вроде службы и проповеди Декана. По-моему, считается, что для оппозиционно настроенных в отношении любых догм — даже самых умеренных — там устроят Курс Этических Лекций.

Что ж, я долго утверждал, что в целом средняя церковь, рассматриваемая как дом проповедей, оказывается куда более ядовитым местом, чем средняя таверна; тем не менее, как я уже сказал, век управляет человеком, скрывая и одолевая его разум, и подлинный рассказ «Отдых Солдата», с его «sonus epulantium in aeterno convivio», был уничтожен в момент рождения и некоторое время спустя был написан ныне существующий рассказ. А тем временем ко мне в голову пришел замысел «Лучников». Теперь об этом рассуждают, намекают и шепчутся во всех возможных кварталах: прежде, чем написать рассказ, я кое-что услышал. Наиболее выразительная из этих легенд также наиболее обстоятельна: «Я знаю точно, что все это принесла ему в машинописном виде „фрейлина“». Дело было не так; и все более неопределенные рассуждения о том, что я слышал некие слухи или намеки на слухи, в равной степени лишены всяких следов правды.

Снова я извиняюсь за столь напыщенный переход к мелким деталям моего собственного рассказа, как будто это утраченная поэма Сафо; но кажется, этот предмет интересует публику, и я следую инструкциям. Скажу далее, что происхождение «Лучников» весьма сложно. Прежде всего, все эпохи и народы лелеяли мысль, что духовные владыки могут прийти на помощь земному оружию, что боги, герои и святые спустятся со своих высочайших пределов, чтобы бороться за верующих и адептов. Тогда в голову мне пришел рассказ Киплинга о призрачном индийском полке и смешался со средневековьем, которое всегда пребывает в моем сознании; и так были написаны «Лучники». Помнится, я был от всего сердца разочарован, увидев результат, и счел его — как считаю до сих пор — невыразительной работой.

Однако я пытался писать в течение тридцати пяти долгих лет, и если я не добился успеха в беллетристике, я по крайней мере могу считаться мастером в Доме Разочарований. Таким образом «Лучники» появились в «Ивнинг Ньюс» 29-ого сентября 1914 года.

В наше время журналист, как правило, не добивается особенной известности; а если к тому же журналист работает в вечерней газете, его претензии на бессмертие ограничены самое позднее двенадцатью часами ночи; хорошо известно, что те насекомые, которые начинают жить утром и умирают на закате, считают себя бессмертными. Работая над рассказом, стеная и размышляя над ним, печатая его, я, конечно, никогда не думал, что услышу о нем хоть раз.