Андрей Хуснутдинов - Столовая Гора

Зелинский кивнул с закрытыми глазами — это был одновременно и утвердительный ответ, и знак прощания.

— Поговорили, — пробормотал Аякс в нос по пути на стоянку.

Подъезжая к дому, он увидел выруливающий из двора пикап с символикой похоронного бюро Мариотта на борту. За рулем грузовичка сидел сам Мариотт. Эстер закрывала ворота. Аякс посигналил, чтобы она впустила его.

— Желаешь заказать гроб, что ли? — спросил он в гараже.

На Эстер были обвисшие, не по размеру, рваные джинсы на помочах и мужская сорочка, на лбу чернел мазок грязи, за щекой щелкал мятный леденец. Она молча поцеловала Аякса и дала знак следовать за ней.

В подвале, в простенке между стиральной машиной и дверью, Аякс обнаружил свое гранитное надгробие в целлофановой пленке.

— Ты что? — сказал он. — Зачем это?

Эстер содрала с плиты полиэтиленовую пленку.

— Мариотт хранит заказы бесплатно в течение недели. Тебе места жалко, не пойму?

— Да при чем тут место… — Аякс взглянул на свое высеченное в камне имя. — Хотя — постой. Как раз этому тут и не место.

— А где?

— На кладбище.

Эстер, подбоченившись, с усмешкой запрокинула голову.

— Думай, что говоришь.

— Я думаю, что говорю.

— Этому, — Эстер перевела взгляд с надгробия на Аякса, — будет место на кладбище только заодно с клиентом. Понятно?

Аякс подобрал пленку и затолкал ее в мусорный бак.

— Хоть бы написала тогда, что кенотаф.

— Зачем?

— Не знаю, честно говоря. Ничего не знаю… Пойдем отсюда.

В кухне Аякс откупорил бутылку пива и сел за барную стойку.

Эстер, кокетничая, набросила на руку полотенце, и поставил перед ним блюдце с солеными орешками.

— Ты что? — опешил Аякс.

Эстер уперлась расставленными кулаками в стойку и хитро нахмурилась.

— И откуда, не пойму, — сказала она измененным голосом, очевидно, передразнивая кого-то, — в такой дыре — такая красота? А?

Аякс понял, что это его слова и что говорил он их официантке Марии из «Золотой жилы».

— Ага, шпионила за мной. С самого первого дня.

Эстер прыснула в полотенце и, облокотившись на стойку, подперла голову ладонями.

— И что, она действительно такая красивая?

— Кто? — не понял Аякс.

— Ну, эта, из «жижи».

— Как тебе сказать…

— Скажи, как есть. Без этих… — Эстер покрутила у виска расставленной пятерней. — Бигудей.

Аякс сделал крупный глоток пива.

— Красивая.

Эстер постучала по стойке обкусанными ногтями.

— Вот видишь. Можешь, когда захочешь.

— Но рядом с тобой… — Аякс не договорил, потому что молниеносным движением Эстер забрала у него бутылку и со стуком поставила ее так, что длинное горлышко с текущей через край пеной оказалось между их лицами.

— А вот на эту территорию лучше не въезжать, агент. Понимаешь меня?

— Да ты лучше посмотри, в чем ты ходишь, — ответил Аякс, разозлившись. — Да если бы ты хоть чуть-чуть приоделась, тебя на любом конкурсе… — Он опять замолк на полуслове, на сей раз из-за того, что бутылка, которую Эстер с силой смахнула со стола, разлетелась вдребезги о стену.

Аякс был ошарашен не внезапным броском и не брызчатым пузырящимся пятном на стене, а потемневшими от бешенства глазами Эстер — темно-голубые, сейчас они казалась ему иссиня-черными, как воронье крыло.

— Знаешь такую мудрость: человек — душа внутри трупа? — спросила Эстер вполголоса.

— И что?

— И что это есть мой тебе ответ, агент ноль-ноль-ноль. Ответ на предложение участвовать в конкурсах красоты, и на все другие вопросы в том же роде — и про достойных местных мужиков в особенности. Договорились?

Оцепенев не столько от растерянности, сколько от восторга перед этим субтильным существом, сумевшим так запросто его напугать, Аякс с трудом выдержал взгляд Эстер. От ее губ пахло мятой, от испачканного лба — мазутом.

— Договорились? — повторила она мягче.

— Договорились, — кивнул Аякс, продолжая таращиться на нее, и громко сглотнул слюну.

Он уже откровенно дурачился и хотел, чтобы Эстер поняла это. Еще несколько мгновений Эстер смотрела на него сурово, потом у нее поджались губы, на щеках проступили ямочки, и она снова прыснула в полотенце.

Замывая, минуту спустя, пятно на стене и собирая бутылочные осколки, она убежденно сказала:

— Испугался.

Аякс сидел у стола с новой бутылкой пива.

— Испугался — чего?

— Да ты посмотрел бы на себя, когда я… У тебя были глаза… — Эстер на секунду замерла с прижатой к стене губкой, из которой бежала пенная струя. — Ты смотрел на меня, как кролик на удава.

— А ты, надо полагать, наоборот — как удав на кролика?

— Точно.

— Зато я теперь знаю, что делать, чтобы заставить тебя прыгать на стену, — сказал Аякс.

— Что?

— Назвать красавицей.

Губка снова вдавилась в стену.

— Слушай, хватит…

— Хорошо. — Аякс покачал бутылкой между колен. — У меня деловое предложение. Я обещаю больше никогда не возвращаться к теме, а ты мне рассказываешь, почему это тебя так бесит. По рукам?

Эстер бросила губку в ведро и на скрещенных ногах присела к стене — как раз против пятна.

— Я не знаю, почему.

— Ответ неудовлетворительный.

— Это все равно что… — Она задумчиво отряхнула пальцы. — Ну не знаю, честное слово… Когда мне так говорят, кажется, что единственное, что движет человеком в таком случае — это желание унизить, смешать с грязью.

— Ты серьезно? — спросил Аякс.

— У нас в классе была девчонка. Дурнушка, что и говорить. Так вот больше всего она переживала и плакала не оттого, что в классе ее называли чучелом и квазимодой, а когда в гостях или на приеме взрослые начинали расхваливать ее чудесные костюмчики.

— И ты полагаешь свою внешность чем-то вроде чудесного костюмчика?

— Может быть.

— Ребячество какое-то, — вздохнул Аякс.

— А ты представь, что в один прекрасный день врачи обнаруживают у тебя некую невиданную опухоль. Такую, что больше нет ни у кого. — Эстер не глядя похлопала ладонью по мокрому пятну на стене. — И в один миг из обыкновенного человека ты превращаешься в звезду. У тебя клянчат интервью и просят сфотографироваться на память. И все это хорошо до того момента, когда ты начинаешь понимать, что на тебя-то всем наплевать совершенно. Что ты для всех как был ноль без палочки, так им и остался. Что главное для всех — это не ты и не то, что в тебе, а то, что на тебе, твоя невиданная, прекрасная и неповторимая опухоль. И если бы можно было сделать так, что опухоль твоя могла существовать и передвигаться сама по себе, то в тот же час тебя бы отрезали от нее, как рудимент.

Аякс продолжал покачивать бутылкой между колен:

— Да, тяжелый случай.

Эстер взглянула на свою испачканную ладонь.

— И дело тут не в том, что… ну, как будто я боюсь, что с меня сорвут мой чудесный костюмчик…