Мишель Ходкин - Неподобающая Мара Дайер

— Стой! — окликнул Ной сквозь музыку.

Он был в четырех-пяти шагах позади меня.

— Что?

Я вернулась к нему и по пути в кого-то врезалась — очень сильно. В кого-то в темно-синей бейсболке. Я застыла.

Человек этот повернулся и посмотрел на меня из-под козырька.

— Пардон, — сказал он и зашагал прочь.

Я сделала глубокий вдох. Просто человек в кепке. Я чересчур нервничаю.

Я пробралась к Ною. Он снял очки, стоя лицом к фасаду магазина. Лицо его было лишено выражения, полностью бесстрастно.

— Посмотри на адрес.

Я обшарила взглядом написанные по шаблону номера над стеклянной дверью магазина игрушек.

— Тысяча восемьсот двадцать третий, — сказала я, потом сделала несколько шагов в другом направлении, к следующему магазину.

У меня перехватило горло, когда я прочитала адрес.

— Тысяча восемьсот девятнадцатый.

Где же 1821?

Лицо Ноя было каменным, но глаза его выдавали. Он был потрясен.

— Может, это на другой стороне улицы, — сказала я, не веря самой себе.

Ной не ответил. Глаза мои обшарили здание, изучая его. Я пробралась обратно к магазину игрушек и, прижавшись носом к затуманенному стеклу, заглянула внутрь. На полу кружком сидели большие игрушечные звери, марионетки застыли в танце в окне, собравшись вокруг куклы-чревовещателя. Я сделала шаг назад. Магазин был таким же узким, как «Ботаника», но, с другой стороны, по обе его стороны магазинчики имели схожий вид.

— Может, мы должны у кого-нибудь спросить, — сказала я, начиная отчаиваться.

Сердце мое сильно колотилось, пока я обшаривала глазами магазины в поисках кого-нибудь, кого можно было бы расспросить.

Ной стоял лицом к фасаду.

— Не думаю, что это что-то изменит, — глухо проговорил он. — Думаю, мы можем рассчитывать только на себя.

Пока мы шли по темной, окаймленной пальмами аллее к зоопарку, меня все стремительней охватывал ужас.

— Это плохая затея, — сказала я Ною.

Мы разговаривали об этом на обратном пути из Литтл-Гаваны, после того как я позвонила маме и сказала, что мы собираемся потусоваться после школы в доме Ноя — куда мы не поехали, — чтобы сменить обстановку. Поскольку не было никакой возможности выследить мистера Лукуми, если его и вправду так звали (а больше мы ни к кому не могли обратиться за помощью, если не хотели быть выданными), пришлось решать, что делать дальше. Конечно, главным образом речь шла обо мне; я должна была выяснить, что порождает мои реакции, если собиралась научиться хоть как-то контролировать их. Мы согласились, что так будет лучше всего, что это самый легкий способ поэкспериментировать. Но я все равно боялась.

— Просто доверься мне. Я буду поблизости.

— Гордое сердце разобьется о камни, [77] «Гордое сердце разобьется о камни» (pride goes before a fall) — Книга притчей Соломоновых, 16:18. — сказала я с печальной улыбкой. А потом: — Повтори, почему мы не можем сначала проверить тебя?

— Я хочу посмотреть, смогу ли я тебя нейтрализовать. Думаю, это важно. Может, именно поэтому мы нашли друг друга, понимаешь?

— Не очень, — сказала я окну.

Мои волосы мокрыми прядями прилипли сзади к шее, и я закрутила их в пучок.

— Теперь ты споришь просто ради спора.

— И это говорит тот, у кого есть полезная… способность.

Было странно называть вещи вслух, говорить про то, что мы с ним могли делать. Неуместно. Слово «способность» вообще-то не до конца отражало суть.

— Думаю, ты способна на большее, Мара. Я действительно так думаю.

— Может быть, — сказала я, хотя сомневалась. — Но мне бы хотелось иметь твою способность.

— Мне бы тоже этого хотелось.

Потом после паузы Ной добавил:

— Целительство — для девчонок.

— Ты просто ужасен, — сказала я и покачала головой.

Противная ухмылка изогнула губы Ноя.

— Это не смешно, — сказала я, но все равно улыбнулась.

Я все еще тревожилась, но просто неслыханно, насколько лучше я чувствовала себя рядом с Ноем теперь, когда он обо всем знал. Как будто я могла с этим справиться. Как будто мы могли справиться с этим вместе.

Ной припарковался у бордюра зоопарка. Я не знала, как он ухитрился устроить, чтобы нас пустили после закрытия, и не спрашивала. На входе нас приветствовали скульптурные камни, нависающие над искусственным прудом. На воде тут и там спали пеликаны, спрятав головы под крылья. На другой стороне пруда, за пешеходной дорожкой, стояли кучками фламинго, бледно-розовые в свете дежурных галогеновых ламп. Птицы были молчаливыми часовыми, не сумевшими заметить и прокомментировать наше присутствие.

Мы рука в руке углубились в парк; горячий ветер ерошил листву и наши волосы. Мимо газелей и антилоп, которые шевельнулись при нашем приближении. Копыта застучали по земле, и по стаду прокатилось тихое фырканье. Мы ускорили шаг.

Кто-то зашуршал в листве над нами, но я ничего не смогла рассмотреть в темноте. Я прочитала вывеску экспозиции: белые гиббоны направо, шимпанзе налево. Едва я закончила читать, резкий вопль пронзил воздух, и кто-то ломанулся к нам через кусты. Мои ноги и сердце застыли.

Шимпанзе круто остановился перед самым рвом с водой. Чудовищный шимпанзе — не из тех, что принадлежат миловидным загорелым заклинателям, работающим на потребу публике. Он сел на обрыве, напряженно, согнувшись. Смотрел на меня человеческими глазами, которые проследили за нами, когда мы с Ноем снова пошли. Волоски на моей шее встали дыбом.

Когда мы приблизились к небольшому зданию, спрятанному за высокими деревьями и за кустарником, Ной свернул в маленькую нишу и вытащил из кармана связку ключей. На двери было написано: «Только для персонала».

— Что мы делаем?

— Это служебное помещение. Они готовятся к выставке насекомых мира или что-то в этом роде, — сказал Ной, открывая дверь.

Мне была ненавистна мысль о том, чтобы кого-то убивать, но, по крайней мере, жуки размножались как… Ну, как тараканы, и никто не хватится нескольких пропавших.

— Как ты все устроил? — спросила я, оглядываясь назад.

У меня мурашки бежали по коже. Я не могла избавиться от ощущения, что за нами наблюдают.

— Мама выполняет здесь кое-какую волонтерскую работу. И дает им непотребную кучу денег.

Ной включил лампы (длинный металлический стол в центре осветился) и закрыл за нами дверь.

Вдоль стен тянулись металлические полки с банками и пластмассовыми ванночками. Ной прошелся по помещению, разглядывая маленькие ярлычки. Застыв в дверном проеме, я не могла прочитать их со своего места.

В конце концов он поднял полупрозрачный пластмассовый ящичек. Я прищурилась на Ноя.

— Кто в нем?

— Пиявки, — небрежно ответил он.

Он избегал встречаться со мной взглядом.

По мне прокатилась волна отвращения.