Даниэль Дефо - Жуткие приключения Робинзона Крузо, человека-оборотня

А затем Попка застыл на месте и замертво рухнул на землю. Из глаз и клюва у него текла кровь, как это порой бывает с людьми и животными, к которым внезапно подкралась смерть.

Я не мог оставить Попку в своей летней резиденции и не хотел хоронить его в пределах ограды. Поэтому я перелез через нее и нашел место под большим деревом, очень похожим на то, где много лет назад я впервые увидел Попку. Топором и руками я вырыл для мертвой птички могилку, достойную любого хозяина или хозяйки поместья. Но когда я вновь перелез через ограду за его маленьким тельцем, то понял, что не могу дотронуться до мертвого попугая. Меня охватило ужасное смятение, и я подумал, что в этом повинен зверь, по непонятным мне причинам все еще сердитый на птичку. Потом до меня дошло, что смятением охвачен я сам.

— Такое бывает со всякой Божьей тварью, которая чует живущего во мне зверя, — сказал я вслух. — Не удивительно, что меня терпит только моя голодная коза. — И тут я задумался о том, что сидело внутри Попки, скрываясь под его оперением, и говорило со мной.

Наконец, я стянул с себя огромную шапку и надел ее на руку наподобие перчатки, но даже тогда прикосновение к мертвой птице оказалось мучительным, и по коже у меня побежали мурашки. Это чувство не проходило до тех пор, пока славный Попка не был погребен в земле острова.

В то полнолуние зверь вновь старался не отходить далеко от привычных мест и в течение трех ночей осторожно бродил по лесу, словно опасаясь навлечь на себя неприятности. По следам я определил, что он кружил вокруг беседки, часто направлялся к могиле Попки, но так и не подошел к ней. Наряду с пугающими изречениями Попки это внесло смятение в мои мысли, и в течение всего следующего месяца я томился мрачными предчувствиями и много размышлял. В следующее полнолуние зверь вновь бегал и убивал, и я воспринял это как сигнал о том, что сгустившаяся над нами мгла рассеялась.

В таком настроении я провел почти год, ведя тихую и, как вы легко можете догадаться, уединенную жизнь. Я спокойно размышлял о своем положении, утешаясь тем, что предоставил себя воле Провидения, и не испытывал недостатка ни в чем, кроме человеческого общества.

За это время я поднаторел во всех ремеслах, какими только мне пришлось овладеть в силу необходимости. Думаю, при случае я мог бы сделаться изрядным плотником, особенно если принять в расчет, как мало инструментов было в моем распоряжении.

Кроме того, я достиг больших успехов в гончарном искусстве и научился ловко изготавливать посуду с помощью гончарного круга, который значительно облегчил мою работу и улучшил ее качество. Однако, кажется, никогда я так не гордился своими способностями и не радовался, как в день, когда мне удалось изготовить курительную трубку. Разумеется, это была простая трубка из красноватой обожженной глины, и притом неказистая. Однако, твердая и прочная, она позволяла втягивать дым и приносила мне радость, ибо я был заядлым курильщиком.

К тому времени мои запасы пороха заметно поубавились. А поскольку запас этот был в данных условиях совершенно невосполнимым, то я стал думать о том, что со мной будет, когда он и вовсе иссякнет. Иными словами, как я тогда буду охотиться на коз. Я упоминал о том, как на третий год пребывания на острове поймал и приучил козочку. Я надеялся поймать и козла. Но все они убегали от скрывавшегося во мне зверя, а тем временем моя козочка состарилась и умерла в преклонном возрасте, ибо у меня не хватило духу зарезать ее.

Между тем на одиннадцатый год моего пребывания на острове, как я уже говорил, мои запасы пороха начали истощаться, и я стал учиться искусству охоты на коз с помощью силков и ловушек, надеясь, что мне удастся поймать кого-нибудь живьем. Особенно мне хотелось поймать козу с козлятами. Наконец, я решил попробовать ловить их в волчьи ямы. Я вырыл в земле несколько больших ям в тех местах, где, как я знал, обычно паслись козы. Чтобы не обременять вас подробностями, скажу лишь, что однажды утром, обходя ловушки, я обнаружил в одной из ям крупного старого козла, а в другой — трех малышей, козлика и двух козочек.

Я не знал, что мне делать со старым козлом. Он был таким агрессивным, что я не рискнул спуститься к нему в яму. Я мог бы убить его или оставить для зверя, но это было мне не по душе. Поэтому я отпустил его на свободу, и он стремительно убежал прочь, совершенно обезумев от запаха зверя.

Прошло много времени, прежде чем козлята привыкли принимать пищу в моем присутствии, но я прикармливал их хлебом, и они понемногу стали ручными. И теперь мне стало ясно, что если я хочу обеспечить себя козлятиной на то время, когда у меня больше не будет пороха и зарядов, то мне необходимо разводить коз.

Однако потом мне пришло в голову, что нужно изолировать домашних коз от диких, так как иначе, став взрослыми, все они убегут в лес. Кроме того, нельзя было подпускать к ним зверя, чтобы он не рассматривал мое стадо как пиршественный стол для удовлетворения своих аппетитов. Мне оставалось лишь соорудить загон для коз, обнеся его прочным частоколом или изгородью, чтобы козы не могли сломать его изнутри, а другие животные — снаружи.

Для одной пары рук это была очень большая работа, но, понимая ее важность, я прежде всего отыскал подходящий участок для коз, где росла трава, которая служила бы им пищей, была вода и тень, где они могли бы укрыться от солнца.

На огораживание первого участка у меня ушло около трех месяцев. До этого времени я привязал трех козлят в лучшей части участка и делал так, чтобы они кормились как можно ближе от меня и постепенно привыкали ко мне. Очень часто я приносил им колоски ячменя или пригоршню риса, но они отскакивали от меня, почуяв зверя, и натягивали привязь, стараясь отбежать от него как можно дальше. После того как изгородь была построена, я отвязал козлят, и они всегда держались вместе в самой дальней от меня части загона.

Года через полтора у меня было стадо из дюжины коз, считая козлят, а еще через два года их поголовье возросло до сорока трех, не считая тех, кого я зарезал для пропитания. Тогда я соорудил пять новых загонов с маленькими закутами, куда загонял коз, когда хотел поймать их, и воротами для перегона животных из одного загона в другой.

Однако это еще не все. Теперь у меня всегда были не только козлятина, но и молоко, о котором поначалу я даже не мечтал. То, что мне пришло в голову доить коз, обернулось для меня приятным сюрпризом. У меня появилась молочная ферма, и иногда удои достигали одного или даже двух галлонов в день. Какой роскошный стол в этом необитаемом месте, попав в которое я поначалу думал, что обречен на голодную смерть!