Даниэль Дефо - Жуткие приключения Робинзона Крузо, человека-оборотня

В каждом слове этого славного человека было столько любви ко мне, что, слушая его, я с трудом сдерживал слезы. Я взял у него сто моидоров и вернул ему остальные, сказав, что отдам ему и эти деньги, если мне удастся получить обратно плантацию. Что касается переуступки мне его прав на корабль, совладельцем которого был его сын, то я категорически отверг это предложение. Если я получу то, что мне, по его словам, причитается, я не возьму с него ни единого лишнего пенни. Я также пообещал написать его сыну Закари, бывшему Ксури, и попросить у него, взрослого мужчины, прощения за страх, который невольно нагнал на него, когда он был ребенком.

После этого Амарал спросил меня, что я собираюсь делать, чтобы вернуть себе плантацию. Я объяснил ему, что предполагаю отправиться туда собственной персоной. Он согласился, что я, разумеется, могу так поступить, если мне хочется, но сказал, что есть еще несколько способов восстановить мои права и получить возможность пользоваться доходами с плантации. Так как в Лиссабоне на реке стояли корабли, готовые к отплытию в Бразилию, он посоветовал мне внести мое имя в государственный реестр, представив подписанную им бумагу о том, что он, капитан Амарал, свидетельствует под присягой, что я жив и являюсь тем человеком, который первым приобрел участок земли, где в настоящее время находится вышеупомянутая плантация.

Все, кто имели отношение к этому делу, проявили в нем исключительную добросовестность. Не прошло и семи месяцев, как я получил большой пакет от наследников моих доверенных лиц, в который были вложены следующие письма и документы:

Во-первых, там был отчет о доходах с продажи урожаев, собранных на моей плантации за шесть лет, начиная с того года, когда их отцы рассчитались с капитаном Амаралом. Мой чистый доход составил 1147 моидоров.

Во-вторых, отчет еще за четыре года, то есть до того времени, как государство взяло управление плантацией на себя, ибо она принадлежала человеку, пропавшему без вести, то есть тому, кого постигла гражданская смерть. По этому отчету мой доход составил 19 446 крузадо, что составляло около 3241 моидора.

В-третьих, отчет настоятеля августинского монастыря, получавшего доходы на протяжении четырнадцати с лишним лет. Не имея возможности возвратить деньги, потраченные на нужды больницы, он сообщал, что у него осталось 872 моидора, которые являются моей собственностью.

Было там и письмо от моего компаньона, в котором он поздравлял меня с тем, что я остался жив, сообщал о том, как расцвела наша плантация, и горячо убеждал меня приехать и заняться управлением своей собственностью. Завершалось это послание сердечными дружескими излияниями и приветами от его семьи. И еще он прислал мне в подарок семь превосходных леопардовых шкур, пять ящиков сладостей и сотню монет нечеканного золота, не таких крупных, как моидоры. На том же корабле мои доверенные лица отправили мне 1200 мешков сахара, 800 тюков табака и остальную часть дохода золотом.

Так, нежданно-негаданно, в моем распоряжении оказалось свыше пяти тысяч фунтов стерлингов и, так сказать, поместье в Бразилии, приносившее свыше тысячи фунтов годового дохода, столь же верного, как тот, который приносят английские поместья. Одним словом, я оказался в положении, с которым никак не мог освоиться, не зная, с чего начать.

Прежде всего, я отблагодарил моего главного благодетеля, славного старика капитана Амарала, первого, кто пришел мне на помощь, кто был добр ко мне с самого начала и честен со мной до конца. Теперь у меня появилась возможность вознаградить его сторицей. Прежде всего, я вернул ему полученную от него сотню моидоров. Затем я послал за нотариусом и оформил доверенность на его имя, по которой он ежегодно должен был получать доходы с моей плантации, поручая ему вести расчеты с моим компаньоном, и с припиской в конце, согласно которой ему назначалась пожизненная выплата в 100 моидоров годовых, а его сыну Закари — пожизненная выплата в 50 моидоров годовых. Так я отблагодарил моего старого друга и спасителя.

Затем мне предстояло решить, как жить дальше и как распорядиться состоянием, ниспосланным мне самим Провидением. Разумеется, забот у меня теперь прибавилось по сравнению с тем временем, когда я вел одинокую жизнь на острове, где я довольствовался тем, что было в моем распоряжении, то есть самым необходимым. Теперь же на меня легло тяжкое бремя ответственности за свое богатство. Но у меня больше не было пещеры, куда можно спрятать деньги, или места, где их не нужно хранить под замком и где они могли бы спокойно лежать до тех пор, пока не потускнеют и не покроются патиной. Напротив, я не знал, где их хранить и кому их можно доверить. Мой старый друг капитан Амарал, человек абсолютно честный, был единственным, на кого я мог положиться.

Одно время я думал уехать в Бразилию и осесть в этой стране, ибо я был привычен к тамошнему климату. Однако теперь я не мог даже помыслить об отъезде, пока не разберусь со всеми своими делами и не смогу оставить свое состояние в надежных руках. На решение этой проблемы ушло несколько месяцев. В конце концов, я решил отвезти деньги в Англию и найти там знакомых или родственников, которым можно было бы довериться. Поэтому я принялся готовиться к отъезду в Англию со всем моим богатством.

Уладив свои дела, продав товары и вложив деньги в надежные векселя, я принялся размышлять, как мне добраться до Англии. Я прекрасно переносил морские путешествия, но в тот раз мне почему-то претила одна мысль о том, чтобы отправиться в Англию на корабле. Зверь разделял мои чувства, и его отвращение к перспективе выйти в море напоминало то чувство, которое он испытывал к жуткому капищу, и даже Пятница был явно удручен предстоящим. Мы с ним обсудили этот вопрос и пришли к выводу, что если над островом властвовала какая-то сила, то она могла проявляться в любое время и в любом другом месте.

Капитан Амарал убеждал меня отказаться от морского путешествия, коль скоро мысль о выходе в море вызывала во мне отвращение, предлагая добраться до берега Бискайского залива по суше, затем переправиться в Рошель, далее спокойно доехать до Парижа, потом до Кале и, наконец, добраться до Дувра. Или доехать до Мадрида, а затем пересечь всю Францию. Одним словом, я испытывал столь сильное предубеждение против какого бы то ни было морского путешествия, за исключением перехода из Кале в Дувр, что решение проделать всю дорогу по суше пришлось мне по душе. Поскольку торопиться мне было некуда, а расходы не имели значения, этот вариант казался намного более привлекательным. Чтобы путешествие стало еще более приятным, мой старый капитан познакомил меня с английским джентльменом, сыном лиссабонского купца, который хотел бы составить мне компанию. К нам присоединились еще двое английских купцов и два молодых португальских джентльмена, которые намеревались доехать с нами до Парижа. Всего нас оказалось шестеро, и с нами ехали пятеро слуг. Два купца и два португальца из экономии взяли по одному слуге на двоих. Что до меня, то, кроме Пятницы, который совершенно не имел понятия об европейских обычаях и поэтому не годился в качестве слуги во время путешествия, а также постоянно привлекал к себе внимание из-за темного цвета кожи, то я взял в услужение одного английского моряка.