Марина Александрова - Знахарь

Хоровод разномастных личностей составлял в те времена царское окружение: великие князья и княгини, многочисленные дядья и тетки, кузены и кузины царя, которые в зависимости от степени родства оказывали на него влияние, гордые наследники древних родов, министры, призванные на аудиенцию, в парадных, расшитых золотом мундирах, полководцы при орденах, высшие иерархи церкви с золотыми крестами на груди, курьеры и адъютанты, постоянно снующие с важными сообщениями, букет придворных дам, княгинь и графинь — молодых и старых, прекрасных и некрасивых женщин в богатых туалетах, усыпанных драгоценностями.

Все они посещали пышные приемы, торжественные обеды, великолепные балы, придавая царскому двору красочное оживление, только ему присущий колорит, который соединял в себе утонченность и импульсивность европейских городов с тяжелой роскошью азиатского деспотизма.

В тот период царская резиденция, где бы она ни находилась, была подлинным центром государственных и политических интересов, общественных устремлений, интриг и тщеславия.

Но уже при Александре III жизнь царского двора понемногу начала терять прежний блеск. Последние годы своего правления царь проводил вдали от Петербурга — во дворце в Гатчине или в Крыму. Зимний дворец, где раньше была сосредоточена придворная жизнь, опустел.

Когда наступило время Николая II, практически прекратились официальные приемы. Царь любой ценой старался не приглашать к себе министров и советников, предпочитая получать их доклады письменно. Все реже появлялись при дворе уважаемые и выдающиеся личности. Непонятно было, живы ли они вообще. Ни царь, ни царица не проявляли к ним интереса. Не хватало также новых молодых государственных мужей и дипломатов. Царь не умел, да и не хотел привлекать новых, достойных людей. Целеустремленным политикам не хватало просто стимула для крупных политических баталий между интригующими дипломатами, которые когда-то держали всю Россию в напряжении. Они самоустранились, оставляя поле борьбы карьеристам мелкого пошиба.

Так и ближайшие родственники царственной четы — дядья и тетки, кузены и кузины — исчезали с горизонта один за другим. Из года в год сокращалось число приборов на столе, за которым во время официальных приемов собиралась вся семья. И теперь семья, как правило, собиралась лишь на траурных богослужениях, когда кто-то из князей умирал или становился жертвой покушения.

Представители древних родов также все реже бывали гостями в Царском Селе. Часть из них самоустранилась, остальных царь мягко устранил сам.

Холодные и лживые спутники императора — министры, полководцы, высшие церковные иерархи — были ненавистны царю. Они приводили его в отчаяние своими вечными докладами, и царь был счастлив, когда ему удавалось отделаться от них.

Филипп был сам свидетелем того, как курьеры и адъютанты часами ожидали в приемной, потому что царя в данный момент не интересовали важные события, происходящие где-то в мире. Экзотические привратники в белых тюрбанах целыми днями скучали и зевали у дверей, которые теперь редко открывались для гостей.

Царица ненавидела, боялась и не терпела своих придворных дам, этих княгинь и графинь, молодых и старых. По ее мнению, они были «плохими, лживыми, готовыми в любой момент предать, начать интригу, распустить слухи». Мужчины, по ее мнению, были куда благороднее и не такие лживые лицемеры.

Филипп, теперь уже зная, что Николай и Александра опасались любого постороннего человека, был благодарен Распутину, который без труда сумел убедить сиятельных особ в крайней преданности молодого знахаря. И первой поверила ему царица.

Она же и поддержала Вырубову, когда та решила познакомить Филиппа с принцессами.

С тех пор Филипп грезил мечтой увидеться с Татьяной. Та, первая встреча была так неожиданна и скоротечна, что у него не было в тот момент ни одной мысли в голове. Он просто смотрел на нее и не мог понять причину своего смутного беспокойства.

— …Вы составите мне компанию, мой молодой друг? — вдруг донесся до него голос Анны.

— А? Что? Простите, я задумался, — рассеяно ответил Филипп.

Нилов, внимательно следивший за ним, неприятно рассмеялся, но не произнес ни слова вслух.

— Я предлагаю вам встретить великих княжон с прогулки, — очаровательно улыбаясь, повторила Вырубова.

Филипп и сам не заметил, как встал и предложил руку Анне.

— Да, конечно.

Они вышли из дома и под строгим надзором охранников и в сопровождении конвоя солдат, пошли к воротам.

— Вы странный человек, Филипп. У вас была бы выдающаяся судьба, так как личность вы, несомненно, сильная. Но оказавшись в тени Распутина и затерявшись в круговерти непростых событий вы стали совершенно незаметны. Вам не жаль себя? — спросила Вырубова. Он понял, что она имела в виду его чувства, испытываемые к молодой княжне.

— Вы умная женщина, Анна, я восхищен вашей проницательностью, но, поверьте, я готов стать даже неодушевленным предметом, лишь бы быть рядом, — нисколько не смущаясь, ответил Филипп.

— Вы влюблены? — осторожно спросила она.

— Думаю, вам не понравится описание, которым я определяю свое состояние, — он внимательно посмотрел ей в глаза и, убедившись, что этой женщине можно доверять, добавил: — Это жалость.

Тут показалась карета и Анна помахала рукой выглядывающей Татьяне. При виде молодого человека щеки княжны стали пунцовыми, а из кареты послышался дружный девичий смех.

Словно из-под земли, появилась еще дюжина охранников, которые встретили девушек и проводили их в дом. Филипп же, наскоро попрощавшись с Вырубовой, медленно побрел в гостевой отсек.

Утром он уже садился в машину к Боткину, когда к нему подошла Анна Вырубова и незаметно передала маленький листок бумаги.

Филипп дрожащими руками спрятал его в перчатке, и машина тронулась.

Когда белые вплотную подошли к Екатеринбургу, в городе начались повальные аресты. Забирали всех, кто мог оказать хотя бы потенциальную помощь белогвардейцам. Положение стало невыносимым. То там, то здесь почти каждую ночь раздавалась стрельба.

В числе опальных у новой власти оказалось много прежних друзей и знакомых Одинцова. Да и на него самого поглядывали косо, но у него в душе горел свой огонь, испепелявший все чувства. Поэтому, видимо, его и не тронули — остановила некая мощная сила, исходившая от него. Не было в нем ни боязни, ни страха, а жила надежда, что сумеет он что-то сделать для княжон и всей царской семьи. Не подавал о себе вестей и Емельян Сваров, исчезнувший вместе с маленьким Георгием, и сейчас это Филиппа даже радовало: он мог целиком посвятить себя одному.

В записке Татьяны было несколько строк из Максимилиана Волошина. Прочтя их, Филипп понял, что он как человек представляет собой со стороны.