Ирина Скидневская - Фэнтези-2005

Но стоило Тамме прикоснуться смычком к струнам, как все до единой деревенские девушки готовы были отнести ему в ладонях свои сердца…

Лисс, пользуясь правом хозяина, протолкался к камину. Скрипач отчего-то был не в духе: он сидел потупившись и к еде почти не притронулся. «Устал, что ли?» — удивился трактирщик. Жаль, если сегодня люди останутся недовольны и быстро разойдутся, но… вчера он неплохо заработал. И позавчера тоже.

В глубине души Старая Лисица знал: никто не уйдет. А еще он знал, что стоит скрипачу пожелать, и он отдаст этому нескладехе всю выручку за последние три дня.

Только бы рыжий сыграл еще.

Тамме встал — Лисс опять поразился печали, что сквозила во взгляде музыканта, — взял скрипку и смычок, и в зале стало тихо.

Нежный звук кристальной чистоты тронул душу Старой Лисицы…

…и в тот же миг скрипнула входная дверь.

— Дяденька Лисс! — послышался жалобный детский голос. — Дяденька Лисс, Айлин пропала!

— Ну, как я выгляжу?

В новом платье темно-синего цвета, украшенном искусной вышивкой и серебристым кружевом, Дамиетта была, очень мила, глаза ее так и сияли. Девочка вертелась перед сестрой, выпрашивая комплимент. Кларисса не могла сдержать улыбку.

— Дай, поправлю тебе волосы, — она пригладила угольно-черные кудри Дамиетты. — Вот так. Ну, ты не очень-то хороша… а прямо-таки неотразима!

Сестра заверещала от удовольствия и бросилась ей на шею. Кларисса даже испугаться не успела, как послышался треск — и тонкое кружево, оттенок которого она подбирала к своему платью с таким трудом, порвалось.

— Ой… — Дамиетта в ужасе закрыла рот ладонью. — Ой, Клэр, что я наделала!

— Ничего, ничего, — Кларисса принялась искать иголку с ниткой. Она не знала, что на побледневшем лице улыбка выглядит гримасой. — Я сейчас всё исправлю… ты не расстраивайся!

— Я нескладёха, Клэр, я всё ломаю и порчу, — глаза девочки наполнились слезами. — Я, кажется, испортила тебе праздник…

— Так не у меня же день рождения, — Кларисса попыталась отшутиться, и в этот момент дверь в комнату отворилась.

— Вы ещё не готовы? — ноблесса Эуфемия была ослепительно прекрасна в своем белоснежном платье и как снег холодна. Под взглядом её голубых глаз Кларисса смешалась и выронила подушечку для иголок, а Дамиетта насупилась, разом превратившись из почти взрослой девушки в обиженную девчонку. — Гости собрались.

За спиной Эуфемии Альма подавала сестрам условные знаки.

— Вы идите, матушка, — Кларисса присела в реверансе. — Я должна исправить платье…

— Тебя бы следовало наказать, — рука мачехи легла на плечо Дамиетты. — Но не сегодня. Пойдем к отцу, он спрашивал о тебе…

Когда они ушли, Кларисса перевела дух. Если Альма не врет, на пиру будет нобиль Бертрам Изорский.

«Значит, сегодня все решится…»

— Я думал, этот вечер будет лучшим из всех, — трактирщик тяжело вздохнул, окинул взглядом пустой зал и вдруг спросил с надеждой: — Может, ты сыграешь для меня одного? Я заплачу, как договорились…

— Не надо денег, — тихо сказал скрипач. — А разве вы не пойдете её искать?

— А зачем? — отозвался Старая Лисица. — Бедняжка наверняка ещё днем заблудилась, когда за ягодами пошла, но ей ничего не угрожает. Хищные звери здесь не водятся, погода покамест достаточно теплая… ну, разве что поголодает чуток. Её найдут, Тамме, будь спокоен!

Скрипач нахмурился.

— Я сыграю… только скажите, господин Лисс, как она выглядит?

— Кто? — удивился трактирщик.

— Ну, пропавшая девушка… Айлин.

— А-а… такая светленькая… с голубыми глазами и пухлыми щечками. Да ты играл для неё вчера, забыл, что ли?

— Теперь вспомнил, — Тамме взял скрипку. — Надеюсь, её найдут.

…и ему во второй раз помешали.

Снаружи послышался стук копыт, потом раздалось лошадиное ржание. «Это что ещё за гости, — раздраженно пробормотал трактирщик. — Надо же, как не вовремя!»

Дверь со скрипом открылась, и вошли два человека. Первый сразу зашагал к камину, второй держался поодаль, шагах в десяти; хоть факелы и не горели, было видно, что он сильно хромает. Старая Лисица, изображая радушие, поднялся навстречу запоздалым гостям и внезапно понял, что вовсе не широкий дорожный плащ укрывает идущего впереди незнакомца, а… ряса.

Трактирщик похолодел.

Церковник приблизился, и отблески пламени заиграли на серебряном знаке Священной книги, что висел у него на груди. Он откинул капюшон, и Лисс мельком разглядел перстень с большим рубином.

«Час от часу не легче! Если бы простой служитель, а тут сразу — этот …»

Волосы инквизитора совсем поседели, а худое изможденное лицо пересекали глубокие морщины. Несведущий человек решил бы, что ему не меньше пятидесяти лет, но Лисс знал, что церковники долго не живут; это значило, что святому отцу самое большее — тридцать пять.

— Рад приветствовать, отче! — трактирщик не заслужил бы свое прозвище, если б не умел скрывать истинные чувства. — Что привело вас к нам в столь поздний час?

— Служение Единому, Изначальному продолжается и днем, и ночью, — ответствовал инквизитор, сложив руки в знаке Книги. — Я очень тороплюсь в Вальтен и не остановился бы, но лошадь захромала. В вашей деревне есть кузнец?

— Конечно, конечно, — закивал Лисс и смущенно добавил: — Но, боюсь, до утра вы его не найдете.

— Что, так крепко спит? — инквизитор вопросительно поднял бровь.

— Нет… боюсь, сегодня вообще никто не спит. Дело в том, что пропала девушка… заблудилась в лесу. Ее ищут все, и кузнец тоже… может, обождете до утра? У нас комнаты почти все свободны, а вы, не иначе, устали с дороги…

— Раз другого выхода нет, — инквизитор вздохнул, — то, конечно, подожду.

— Вот и славно! — заулыбался трактирщик. — Вашему спутнику отдельную комнату или…

— Спутнику? — церковник впервые улыбнулся. — Я один. Зверь будет спать на полу.

Он сделал странный жест, будто дернул невидимую веревку. Незнакомец, державшийся до той поры в тени, со стоном схватился за горло и похромал к камину. Когда он оказался в круге света, Лисс едва не завопил от ужаса.

Существо носило человеческую одежду, имело две руки и две ноги — на этом сходство с человеком заканчивалось. Руки и морда чудовища были покрыты короткой шерстью, черной с рыжими подпалинами, на голове она превращалась в настоящую гриву. Его пальцы венчали длинные загнутые когти — даже на расстоянии было видно, что они остры, как бритва. На шкуре в нескольких местах виднелись потеки запекшейся крови. Ошеломленный Лисс, не в силах отвести взгляд, подмечал все новые и новые детали: остроконечные уши, мощную нижнюю челюсть, выступающие белые клыки, но самым страшным было то, что с мохнатого лица смотрели человеческие глаза.