Ирина Скидневская - Фэнтези-2005

Под утро окрестности сотряс дикий рев и грохот опрокидываемых яранг. Потом тэрыкы пошел по следам охотников, и залив огласился выстрелами и криками. Погибая, айны сопротивлялись до последнего. В их сердцах не было страха — только бесконечная ненависть и желание отомстить.

Яко слушал отголоски битвы, пригнувшись и всматриваясь в темноту. Ноздри его раздувались, на лице появилось хищное, неприятное выражение — как у волка перед прыжком. Пыльмау крепко держала сына за руку и чувствовала, как сотрясается от возбужденной дрожи его тело.

Орво тоже стоял рядом, удерживал Яко взглядом.

— Утолив голод, тэрыкы исчезнет, — сказал он, — но через несколько дней, проголодавшись, вернется, и тогда Яко сможет показать свою мощь. Сын Пыльмау и Комоя… — Пыльмау вздрогнула, потому что прежде Орво запрещал говорить Яко об отце, — …докажет, что он самый смелый и сильный из айнов, и не позволит какому-то поганому тэрыкы пожирать его соплеменников!

Есть, есть справедливость на свете, — задыхаясь от ненависти, твердил Орво. — Айны вернулись, чтобы отомстить за страшную смерть своих мужчин, за нерожденных детей, за слезы женщин, за долгие годы унизительных скитаний. И еще, — сказал Орво, — за Комоя — отца Яко и мужа Пыльмау, которого убил тэрыкы. За счастье его родителей, которое убил тэрыкы!

Яко потрясенно взглянул матери в глаза.

— Это правда, мама?

Пыльмау отвела взгляд.

— Ты молчишь, Мау? — напористо спросил Орво. — Разве тэрыкы не загубил и твою жизнь? Не сделал ее горькой и несчастной? Почему ты не просишь сына расправиться с обидчиком?

Яркие глаза Пыльмау затуманились, но, еще сильнее проникаясь ненавистью к чудовищу, разрушившему ее жизнь, она вытерла набежавшие слезы.

— Да, это правда, сынок. Тэрыкы — причина всех наших несчастий.

— Яко отомстит, — тихо ответил сын Пыльмау, загораясь непомерным гневом.

Орво пытливо всматривался в его лицо.

— Что тебе дороже всего на свете?

— Мать.

— Скажи, Яко, ты ведь вернешься, когда она позовет тебя?

— Вернусь!

— Хороший охотник, добрый айн… — пробормотал Орво. — Все боги и само Солнце на нашей стороне. Посмотри, Яко!

На небе, соперничая друг с другом, красные всполохи сменялись зелеными.

— Я возьму тэрыкы за ноги и разорву пополам, — не обращая внимания на небо и его знаки, сказал Яко. И показал руками, как.

Полынья зияла черным оскалом. В ее глубине притаился демон, которого пришел убить Яко. В правую руку сын Пыльмау взял ритуальное копье, которое дал ему Орво, довольно легкое, но наделенное священной силой. А на левую руку намотал кожаную бечеву. За другой ее конец ухватились несколько охотников.

В воду бросили разрезанного убитого тюленя. Почти сразу Яко, видевший в темноте, как медведь, заметил темную мохнатую лапу с длинными пальцами, хватающую куски. Он подкрался и, когда лапа снова потянулась за мясом, изо всех сил метнул в нее копье.

С яростным ревом, полным боли, тэрыкы по пояс показался над водой — страшный полузверь-получеловек, ставший злым духом. Он пытался выдернуть попавшее в плечо копье, но хрупкое древко обломилось, и костяной наконечник остался в ране. Тэрыкы ушел под воду, а Яко, прислушиваясь к движению подо льдом, двинулся по краю полыньи.

Не успел он сделать и пяти шагов, как лед с грохотом проломился, и тэрыкы, словно гора, вырос перед ним. Он тяжеловесно и неуклюже бросился на Яко, но охотники, дружно потянув за бечеву, выдернули Яко из-под носа у чудовища. Сын Пыльмау на животе заскользил по гладкому льду, а тэрыкы разочарованно взревел и попробовал встать на лед. Тот крошился под его тяжестью, и демон снова ушел под воду.

Яко стало жарко. Он скинул с себя меховую одежду и обувь и остался только в кожаных штанах. Сильное мускулистое тело его блестело от жира, которым он натерся заранее. Охотники смотрели на него с немым восхищением: перед ними стоял не четырнадцатилетний юноша — настоящий богатырь, равных которому не было на всем побережье!

Яко взял в руки тяжелую металлическую цепь, подергал ее за концы, проверяя на прочность.

— А сейчас, тэрыкы, я оторву тебе башку! — злорадно засмеялся он, и по спинам айнов побежали мурашки…

Так он и пошел к теряющейся в темноте полынье, полуголый, ступая по снегу босыми ногами, с цепью в руках, — сын Пыльмау и Комоя, зачатый в любви, вскормленный белой медведицей и воспитанный Орво — надежда и спаситель айнов.

Злобный рык, короткий торжествующий вскрик Яко и тяжелый всплеск уходящих под воду в яростной схватке тел — вот все, что услышали охотники. Они ждали долго, потом вернулись к полынье и обнаружили на льду оторванную по локоть страшную волосатую руку…

Зацепив руку багром, охотники приволокли ее в стойбище, где молчаливая толпа ждала их возвращения. Со смесью страха и торжества айны по очереди рассмотрели руку, а потом каждый подошел к Пыльмау и с низким поклоном преподнес дары. Пыльмау поддерживали под руки — она ничего не видела из-за слез.

Орво не разрешал никому громко говорить, плакать или радоваться. Под ритуальные заклинания он спалил руку демона на костре — как когда-то сжег его собственную руку Токо…

Целый месяц айны с тревогой поглядывали в сторону моря. Целый месяц молчала Пыльмау — горе запечатало ее уста, и она сидела в своей яранге, как каменная, не замечая ухаживавших за ней женщин. Когда Орво наконец пришел и позвал ее, она направилась за ним послушно и с удивительной решимостью.

Ступив на скользкий лед залива, Пыльмау ласково позвала:

— Яко, сыночек, вернись!

Увидев, что она медленно побрела в сторону полыньи, Орво пытался ее остановить:

— Куда ты, Мау? Нельзя!

— Я хочу уйти со своим сыном.

— Не надо! Очень тебя прошу! — Орво едва не плакал. — Мау…

Она мягко высвободилась и пошла, до рези в глазах всматриваясь в ночь.

— Яко! Где ты? — все повторяла она.

Он бесшумно выступил из темноты, но она не испугалась и сразу узнала его, хотя сын погрузнел и изменился. Двигался он неуверенно, словно не доверял вернувшимся воспоминаниям, — огромный, наполовину заросший рыжим мехом и с диковатым лицом. Черный дух тэрыкы уже утвердился в его теле, но он все еще был уязвим, ведь человеческое пока жило в нем.

Пыльмау протянула к нему руки, и невыразимая нежность, любовь, отразившаяся на ее лице, как огнем, обожгла его. Он узнал, шагнул ей навстречу, и она горячо обняла его, целуя в родные, любимые глаза.

— Сыночек, дорогой мой мальчик, — шептала Пыльмау, обливаясь слезами.

— Мама… — искаженным глухим голосом выговорил Яко.

— Ты самый сильный, самый храбрый… Я так горжусь тобой, сынок… — Она крепко прижала его к себе, чтобы в последний раз защитить, укрыть от неизбежного.