Александр Бруссуев - Радуга 1

Пока он пытался сообразить, что же делать дальше, дым загустел и окрасился чернотой горящей резины. Из динамика рвался наружу сумасшедший крик затянутого в смирительную рубашку больного, а Шурик схватил вилку, чтоб выдернуть ее из розетки, что вполне рационально, если бы не одно «но».

Провод плавился и раскалялся по всей длине, эбонитовая вилка угодливо прилипла к коже пальцев, ибо ее температура взлетела к точке кипения воды, если не выше. Все это произошло в одно мгновенье, потом внизу, на электрическом щите выбило предохранитель. Сидевший невдалеке Великанов услышал характерный щелчок отстрелившегося контактора, а кошка вскочила на подоконнике, как ошпаренная: шерсть у нее поднялась дыбом, она зашипела и завыла по-кошачьи, одним горлом, глаза широко раскрылись.

Но Шурика уже успело изрядно тряхнуть жалкими 220 вольтами, что, присовокупливая к этому боль от жесточайшего ожога всей ладони, ввело его в состояние нестояния: случилась кратковременная потеря, если так можно выразиться, сознания. Он лишился чувств, и последнее, что смог услышать, был тот дикий крик, разрывающий на части старую бумагу динамиков «Ильи Муромца».

Забытье инвестигейтора длилось совсем недолго, минуты две — три. Далее, если верить опыту настоящих медиков — практикующих ментов, человек уже не без сознания, а просто спит. Исходя из таких предпосылок ментами неоднократно делались обвинения: пролежал без движения час, значит, пятьдесят восемь минут спал, будучи под воздействием или алкоголя, или наркотиков. Иначе, как бы организм справился с такой болью! Выходит — сам виноват, заявление не принимается.

Шурик, наверно, действительно заснул, пренебрегая отчаянной болью в ладони. Он даже увидел сон, настолько мучительно безотрадный, что выбраться из его плена ему помог только Великанов, спустя десять минут поднявшийся в студию.

Конечно, любой другой охранник, особенно тот, что на приработке «сутки через трое», просто включил бы выбитый контактор и сидел бы дальше, коротая ночь и строя самые смелые планы: с кого бы, да как бы. Но Великанов был в свое время старшим механиком плавсостава, а звание это, как известно, пожизненно. Если отрубило электричество, значит вполне возможно короткое замыкание, следует разобраться перед новым включением. И он, посидев некоторое время, наблюдая, как нервничает перепуганная насмерть кошка, все же решился подняться наверх.

Увидев распростертого на полу очкарика и обнаружив источник неприятного жженного запаха, он с облегчением решил для себя, что угрозы пожара вовсе нет. Великанов направлял луч своего дежурного фонаря по всем углам, но ничего подозрительного более не усмотрел. Шурик лежал без движения, но почему-то не походил на убитого насмерть. Впрочем, старый человек многое повидал на своем веку, поэтому ничему бы не удивился. Торопливо метаться, делая искусственное дыхание, он не собирался. Свет фонаря начал слабеть, охранник взял двухлитровую бутылку газированной водопроводной воды «Бон Аква» и без стеснения вылил ее на голову лежащему без чувств человеку.

Во сне Шурик разговаривал по телефону с женой, но потом, вдруг, решил, что лучше увидеться с ней воочию. Он шел к ее работе, а в окнах первого этажа всех соседствующих зданий по пути мелькали силуэты: кто-то следил за ним, перебегая от одного окна к другому. Министерство, где трудилась Лена, было недалеко, даже можно разглядеть крыльцо между домами, да вот и она сама стоит, машет мужу рукой. Осталось только обогнуть последнее здание, чтобы подойти, но этого сделать не удается. Дом растягивается на целый квартал, и никак не получается его преодолеть. А в окнах колышутся занавески, кто-то мчится из одной комнаты в другую, пытаясь не упустить Шурика из виду. Шурик достает из кармана телефон, чтобы вновь созвониться с женой, но забывает ее номер, бессмысленно смотрит на трубку и не понимает, что делать дальше. Внезапно отдергиваются шторы на ближайшем окне и сгусток тьмы распахивается огромным ртом. «Сука!» — ревет он. — «Сууууукааааа!» Телефон нестерпимо жжет ладонь, а по лицу начинают течь слезы. Он плачет, потому, что осознает, что больше никогда не увидит своей Лены, что он остался совсем один, что больше не будет никаких чувств, только ужасающе гнетущее одиночество. Слез чего-то много, они затекают в рот и нос и даже мешают дышать. Шурик пытается шевелить головой и как-то отфыркаться и приходит в себя.

— А я вот и подумал, что этот твой «Илья Муромец» не сможет работать. В нем за столько лет все конденсаторы, поди, иссохлись, трансформатор, поди, тоже спекся, — говорил Великанов, свет фонаря все тускнел и тускнел. — Ладно, пойду включу свет, что ли. А то фонарь дают, а батарейки самому покупать. Мне лишние траты ни к чему. Сам-то живой?

— Спасибо, живой, — Шурик сел на полу и помотал головой, отряхивая воду. — Как меня шандарахнуло!

— Странно, вообще-то, — проговорил охранник, двигаясь к открытой двери на лестницу. — Стукнуло тебя так, будто не два с половиной ампера в сети, а все тридцать. Может быть такая особенность организма.

Свет включился, едва только Великанов внизу взвел рубильник. «Илья Муромец» выглядел непрезентабельно: ткань скрывающая динамик разорвалась вместе с черной бумагой, задняя стенка потемнела от копоти, шнур питания, словно в огне побывал, про вилку и говорить было нечего.

Шурик с прискорбием признал, что на сегодня эксперименты закончены, и с радостью готов был ехать домой, потому что, вдруг, очень соскучился по жене. Раны на ладони надувались пузырями, срочно нужна была женская ласка. Ну, и, конечно, какая-нибудь мазь против ожогов.

На следующий день он отчитался перед Аполлинарием в содеянном, стараясь все обратить в шутку, но тот, сделавшись серьезным, веселья не разделил.

— Шурик! — сказал он. — Я вообще-то не был уверен, что тебе удастся как-то настроиться на этот «белый шум». Есть ненормальные, всю жизнь пытающиеся хоть что-то услышать, но ловят только муслимские откровения или танковые учения.

— Так я же не ненормальный! — обрадовался Шурик.

— Два слова, конечно — нецензурные, это — успех с первого же раза, если так можно назвать это непотребство. Рекомендую тебе более этим делом не заниматься, что-то здесь неправильно.

— Аполлинарий, позвольте мне еще поэкспериментировать. Два матюга не отражают тенденции. Это может быть просто стечением обстоятельств. Хочется же получить целостную картину, насколько это вообще возможно. У меня тут есть старый телевизор, справит дело заместо приемника. Буду осторожен, — ответил Шурик.

— Ладно, — очень быстро согласился Аполлинарий. Видимо, он, как руководитель, тоже был не против раздобыть больше информации. Но, как человек, добавил. — Хотя, лучше бы ты занялся опять петроглифами.