Александр Бруссуев - Радуга 1

— Вот он — склад!

В земле образовалась щель, открывшая пролом в темноту и неизвестность. Иван запихал в него кислородный датчик, позаимствованный на одном из пароходов.

Конечно, некоторые древности от доступа свежего воздуха могут развалиться, но без достаточного количества кислорода можем развалиться мы. Так что не будем торопить события.

Кислорода внутри было не очень, если верить цветовой гамме на шкале индикатора, это и понятно — сколько веков под спрессованной землей, да к тому же постоянно расходуясь на всякие окислительные процессы. Но теперь, когда вновь открыта дверца доступа благородного газа, все там станет живительнее и веселее: недоразложившиеся белковые соединения — разложатся, недоокисленные материалы — окислятся. А археологи их убьют. Только нет дела археологам до этих земель. Официальная версия истории, написанная под заказ, запрещает искать там, где может навредить созданной картине.

Поэтому два «диггера» подождали, пока дыра основательно проветрится, перекусили, назвав это «обедом в полевых условиях», обвязались веревками, взяли фонарики, включили походные уоки-токи, заправились в одежду с капюшонами, и Иван пошел в темноту. Шура остался на стреме.

Сделав в проломе первых два шага, Ваньша обрадовался. Он предполагал, что это будет какая-нибудь клетушка, где и не развернуться-то, но обнаружился обложенный камнем коридор, местами, конечно, обвалившийся. Можно было, ссутулившись, двигаться вперед, но не очень далеко. Десять шагов отделили его от входа и какой-то развилки: можно было двигать прямо, протиснувшись между стеной и давнишним обвалом из прессованной, как камень глины и земли, или повернуть направо. Фонарь ничего толкового не высвечивал, только дыру и больше ничего — ни дверцы, ни сокровищ, ни шкелетов в бесстыжих позах. Чтобы осмотреться, требовалось быть непосредственно рядом.

— Шура, — шепотом сказал Иван. — Тут развилка. Я пойду прямо посмотрю. Десять шагов от входа. Видимость охрененно хреновая. Ничего не нашел. Пока, надеюсь.

Сразу же зашелестел ответ Суслова:

— Тогда оставь мне другой проход, не задний. Удачи.

Несмотря на проветривание дышать было нехорошо. У Ваньки, как и у любого уважающего себя исследователя замкнутых пространств, при себе имелись не только индикаторы кислорода, но и кислородно-изолирующий противогаз, обеспечивающий двадцатиминутную отсрочку потери жизнедеятельности при несовместимых с нормальным дыханием условиях. Назывался он «SABRE ELSA» и тоже был вывезен в свое время с парохода. Без всякого сомнения — суда — замечательные кладовые, знать бы только конкретно, что в хозяйстве сгодится. Впрочем, были и такие парни, которые, уезжая, вывозили целые коробки со всем, что попадалось под руку. Иван усмехнулся, вспомнив одессита Скока, кряхтя грузящего в такси все, что было нажито непосильным трудом: в том числе и маркеры, фломастеры, степлеры, туалетную бумагу, скотчи и тому подобное.

Он осторожно двигался дальше, временами поглядывая на полоску цветной пробирки определителя кислорода, но, если верить приборам, духота — не более того. Самый момент для появления где-нибудь за спиной — обязательно за спиной! — обладателя гнусного голоса, вещавшего: «Душно мне!» Иван знал, что если допустить мысль, что ты в этом склепе не один, то во тьме непременно зажгутся красные огоньки глаз, числом — два, а, может быть, и больше. Обязательно чья-то крючковатая лапа с острыми когтями зацепится за пояс комбинезона, и чье-то зловонное дыхание будет щекотать волосы над правым ухом. Самое правильное в такой ситуации — резко повернуться назад и замахать фонариком, потом выпучить глаза и с криком «Мама!» понестись по проходам, не разбирая дороги. Бежать так долго, пока не упереться в глухую стену неведомо где, или, вдруг, выскочить под открытое небо, лечь на землю и умереть от обширного инфаркта с блаженной улыбкой на устах: «Чудом, чудом ушел!»

Ваньша для себя определил степень страха перед неведомым. И была она на уровне брожения по подвалу родного дома в поисках удравшей в самоволку кошки. Темно, гадко, кто-то шуршит по углам, но не страшно. Две главные задачи подавляют игры воображения: первая — не наступить ненароком в какое-нибудь дерьмо, вторая — изловить для последующей экзекуции паршивого котейко.

Так и сейчас, страхи — побоку, самое интересное — впереди.

Действительно, он преодолел обвал, потом пятнадцать шагов, потом еще тридцать, дальше идти уже было некуда. А Суслов терпеливо молчал у входа с веревкой в руках. Со стороны могло показаться, что он так рыбачит на живца, постоянно давая слабину, но потом осторожно выбирая снасть, где наживка — друг Ванька.

— Все, пришел, — прошептал Иван. — Здравствуйте девочки.

— Тупик, или завал? — ответил Суслов.

— Не завал — это точно. Комната пятнадцать квадратов. Буду осматриваться. Скажу по выходу назад.

Шура только пожал плечами, но говорить ничего не стал — вообще, в таком деле за правило молчать.

Иван начал освещать фонарем стены, мерно двигая луч сверху вниз и обратно, при этом медленно поворачиваясь вокруг своей оси по пятнадцать градусов против часовой стрелки. Сначала он обнаружил, что в углу есть еще одна дыра — провал к центру Земли. Должно быть — это просто колодец, откуда добывали воду для укладки в раствор глины, песка и, может быть, еще каких компонентов, собственно камней, что потом составили пол, стены и свод. Иван заглянул вглубь, но ничего не увидал. Почему-то свет фонаря, каким бы он мощным ни был — в первозданной тьме ужасно рассеивается. Как в пару, что ли. Он бросил внутрь подобранный осколок камня, нисколько не беспокоясь, что разбудит какое-нибудь мифическое древнее зло, доселе спящее в глубинах. Слышно было, как камешек ударился о дно, но не булькнул. Оно и понятно — Ладога-то ушла, грунтовые воды отступили, а до питьевой жилы докапываться было не нужно, вот и неглубоко получилось.

Ваньша продолжил свой осмотр и натолкнулся взглядом на кучу какой-то трухи, которая по всей видимости изначально была табуреткой или журнальным столиком. Простите — просто столиком. Его внимание привлекло что-то светлое, даже слегка переливающееся, длиной почти в полметра и шириной — в ладонь, что, вероятно, изначально лежало сверху. Он протянул, было руку, но тут же ее одернул. Черт, да это же волосы! К волосам явно ничего лишнего не крепилось — ни скальпа, ни черепа, ни, тем более, человеческого тела. А то, что это были человеческие волосы — сомнений не было. Даже больше — человек этот был женщиной. Во всяком случае Ивану до сих пор не доводилось встречать блондинов с такой роскошной шевелюрой. Даже в кино. В смысле, не в кинотеатре, а на экране. Это уж точно. А вот женщины — совсем другое дело. Да к тому же национальный колорит, то есть — колор. Он мало знал про свойство волос подвергаться времени: может быть они тоже должны пытаться тленом, может быть — обесцвечиваться, седеть. Но эти выглядели просто волшебно, и Иван решил от греха их не трогать. Да и зачем? В парикмахерскую сдать? Какое жлобство!