Александр Бруссуев - Радуга 1

Оба прибора Тесла, а также стеклянная витая пирамидка Мёбиуса пришли в полную негодность, поэтому больше практического интереса не представляли. Все равно никто не возьмется повторить то, что было когда-то сделано гениями.

— Откуда эти штуки оказались в «Дуге»? — поинтересовалась задумчивая Саша. Они уже не веселились, сидели сытые и слегка пьяные, не в силах подняться, чтобы разойтись по спальным местам.

— Да были — и все тут. Не интересовался, не успел, — отмахнулся Шурик. — Никола Тесла умер 7 января 1943. Было ему 86 лет. В самое Рождество. Может быть, поэтому заинтересовал «Дугу»? В любом случае, и Тесла, и Мёбиус для государств значатся не как гении, а как пучки неприятностей. Прогресс давно уже по барабану.

— Мальчики, а у Куратора даже сердца не было, — печально произнесла Саша.

— Ну да, даже я заметил, — ответил Кеша. — Какой же он был все-таки бессердечный!

— Не только сердца, но и крови тоже, — добавил Шурик. — Вся его плоть была как губка, поглощающая кислород снаружи и пищу изнутри. Не наш какой-то организм, не медицинский. Врачи бы его убить не смогли — это точно.

— Ты плохо думаешь про наших врачей, да с ненашими лекарствами, — сквозь зевок проговорил Кеша, и они уныло разбрелись почивать.

Аполлинарий узнал о кончине Сатанаила еще до звонка Шурика. Объяснить, каким образом, он бы не смог. Просто на этом свете стало еще на одно удивительное создание меньше. И оно, это создание, оказалось достаточно значимым, раз, исчезнув, обнаружило после себя пустоту. Аполлинарий затосковал, как уже было однажды.

Но тогда, в 1985 году, первые слова на самом ответственном посту Российской империи трусоватого парня Горбачева означали всего лишь гибель страны, в которой довелось родиться. В принципе, все к этому шло: предательство на самом верху никак не могло повлечь за собой радость и веселье. Смерть Брежнева, гибель Андропова, чуть позднее — Черненко. Случайных смертей не бывает, случайных генсеков — тем более.

Когда-то оззверившиеся молодые «революционеры» утопили в крови весь цвет чести самой большой в мире страны. Картавил Вова Ленин, призывая к террору, юродствовал Троцкий, изощряясь в способах убийств, молчаливый Сталин наблюдал, запоминал и учился. Когда пришло его время, начали выплевывать внутренности в камерах видные ленинцы, пламенные троцкисты и просто несчастные люди. Если для обширных двух первых групп это было всего лишь возмездие, кара за вероломство и бесчестие, то для для прочих — инерция того времени. Легче от этого им не становилось, пытали и расстреливали их также, как и тех, у которых руки по локоть были в крови. Людская злоба, замешанная на зависти, воспитала целое поколение недочеловеков, способных одинаково легко заниматься и трудом «на благо великой страны», и пытками в тюрьмах и убийствами в лагерях. Но не они сделали Великую Победу. Они это не умели.

Сталин не успел воплотить всю свою идею государственности в жизнь. История не терпит сослагательных наклонений, но хуже, чем стало после его смерти, наверно, не было бы. Недочеловеки, возглавляемые подлым культиватором Хрущевым, бросились в битву. Что дал ХХ съезд? Одно сотрясение воздуха. Реабилитация «марксистов-ленинцев», которые недостойны даже поминальных свеч. Остальные миллионы — как повезет. Но ни одного процесса по поводу истязателей-следователей, двурушников-судей и маньяков-вертухаев. Недочеловеки своих не сдают, чтобы не было прецедента.

Фронтовик-Брежнев сделал все, чтобы народ зажил по-социалистически счастливо, но подлая волна «хрущевской оттепели» докатилась до мяса и колбасы. Он упоенно целовался на публике, но недочеловеки потеряли часть влияния, гордость за страну иной раз выбивала слезу, когда наш хоккей был самым хоккейным, балет — самым балетным, ученые — самыми учеными, кино — самым кассовым, писатели — самыми мудрыми, леса — самыми зелеными, реки — самыми полноводными, а озера — самыми чистыми.

В далекой Америке никто не праздновал победу. Холодная война, невидимая обычному людскому глазу, окончилась такой же малозаметной победой. Советские эмигранты, наконец, получившие «вольные» ломанулись подальше от прелестей разваливающейся страны. Всегда легче ненавидеть чужую страну — стимулируются силы для борьбы. Ненависть к своей вызывает апатию, ужас и страх перед завтрашним днем. Для любых эмигрантов США так и осталась чужой, на ненависти к ним и поднялись с колен многие былые соотечественники. Ну а на Родине что?

Аполлинарий пригубил еще коньяку и проверил первую сводку. Ни одного упоминания о Радуге его не удивило. К этому все шло. Они не успели найти скрижали. Ватикан, или какая другая организация, обладающая нерасколотой копией Заповедей, на контакт не пошла. Это тоже предполагалось. Несчастные, они считают, что живут на другой Земле. Участь у всех одна, судьба может быть разная. Время покажет.

Аполлинарий отбил своим сотрудникам общий сбор. Завтра к полудню весь Северо-Запад соберется в офисе, чего до этого не было никогда.

Саша, Шурик и Кеша проснулись поутру совершенно разбитые, как после долгого махания мечом, бросков с тяжелыми осиновыми кольями, разнообразных прыжков и уверток. Лица у всех хранили отблески жаркого пламени, словно у неопытных сталеваров.

Пока ехали по трассе, прошел яростный ливень, мгновенно сменившийся ярким утренним солнцем. Саша посмотрела по сторонам и сказала:

— Радуги нет, мальчики.

Она произнесла эти слова и заплакала. Шурик сжал зубы и вцепился в руль. Даже Кеша, не до конца понимающий серьезность момента, промолчал. Хотя, вроде бы, на дороге ничего не изменилось: также мчались с бешеными скоростями, игнорируя включение сигналов, какие-то ублюдки, имеющие охранные грамоты, не иначе, также тяжелые грузовики развлекались, препятствуя объезду, также прятались в кустах охотники за «достойной милицейской жизнью», также какие-то обделанные цыгане из ржавых «жигулей» с наглыми рожами пытались остановить проезжающий транспорт, также махала перьями вслед расплющенная ночью сова.

Они подъехали к офису, кое-как припарковавшись, даже позабыв высадить где-нибудь у метро Кешу. Тому было интересно, поэтому он промолчал даже тогда, когда все они направились к дверям старинного особняка, облагороженного вывеской «Управление Волго-Балт».

В маленьком коридорчике за шахтой лифта их встретил взъерошенный Дуремар. Он вел себя странно: одновременно скалил зубы в предупреждающем оскале и махал хвостом. С дороги он не сходил, то есть, что-то было не так. Саша и Шурик посмотрели на Кешу.

— Понял, чужим здесь не место, — сказал он и вышел.

Однако Дуремар не успокоился: он мотал головой, как бык перед матадором, и затянул свою боевую песнь.