Александр Бруссуев - Радуга 2

Такие вещи случаются и по отдельности крайне редко, а уж одновременно — это особое везение нужно. Макс скрипел зубами от боли в заломленной конечности и вставал на цыпочки, на ухо зло сопел парень в камуфляже, где-то рядом надрывался в ругательствах другой голос, тоже мужской, а Саша вообще куда-то пропала.

— Ладно, согласен, — вдруг просипел неизвестный обидчик почти прямо в ухо майору и отбросил от себя пистолет.

Майор отошел в сторону, растирая вывернутую кисть, и наступил ногой на пистолет, словно утверждая окружающим: это — моё. Наверно, он чего-то пропустил, потому как вся диспозиция из мирной и благодушной превратилась в кровавую и враждебную. Его обидчик затягивал на манер жгута поясной ремень на плече своего товарища, причем тот, бледный и потный, сидел на бордюрчике, словно однорукий бандит. Саша со своим мечом Гуннлоги наголо стояла поодаль в раскованной и многообещающей позе. Назвать ее по манере стойки легкомысленной и даже распутной — все равно, что танк сравнить с Борисом Моисеевым.

Макс поднял свой пистолет и направил его на былого истязателя.

— Еще какие-то вопросы имеются? — спросил он, стараясь не- глядеть на чужую руку, так и продолжающую сжимать мачете.

— Да пошел ты, майор, — ответил ему парень. — Ну и что- теперь прикажешь нам делать?

— Как это что? — удивился Макс. — Идти в больницу. За- поворотом увидишь здание, не ошибешься. Чего хоть хотел-то?

Эти двое были бойцы еще одной армии, именующейся МЧС. Столичные, элитные, подчиняющиеся лично Шойгу. Умений у них было много, понтов — еще больше. С ментами не пересекались, но повадки были те же. Поздоровались у управы, пожали друг другу руки, а очутились на лодочной станции Смоленска. Из оружия — одни весла, да вот ракетница. В чужом месте — все равно, что голый.

Никак не могли взять в толк, что происходит. Передрались с очумевшими придурками, некоторые из которых и по-русски-то не говорили. Нож вот отобрали. Увидели, что творится вокруг полная неразбериха, решили в ближайшую пожарную часть добираться. Да никак сориентироваться не могли. Прохожие в большинстве своем молчали, или мычали, как овцы. На ночевку зашли в какую-то квартиру, первую попавшуюся. Хозяев выгнали на улицу «мешков» кормить. Забыли даже спросить, как до пожарки-то добраться. Но надо было вооружаться. Или в воинской части оружие добывать, или у ментов. Военных тоже еще найти надо, а менты поодиночке даже сейчас не ходили. Да, вдобавок, стреляли без предупреждения. Вот и сунулись к одинокому майору. Девка не в счет, а напрасно. Хотели про ближайшую часть МЧС спросить, да табельное оружие тиснуть.

С тем и ушли получать первую медицинскую помощь, унося в пакетике отрубленную руку.

От Макса решили двигать с рассветом. Саша так и не пыталась никак прокомментировать произошедшее событие, будто его и не было. Она, наконец, поняла, что имел в виду майор, когда предложил увеличить маневренность. В большой и просторной квартире места хватало для двух дорожных велосипедов, один из которых был явно женским.

— С женой катались. В прошлой жизни, — сказал майор. — Она в отпуске, в Карелии у родителей. Мне туда же надо. Вроде бы по пути.

Собрались, насколько хватило фантазии и опыта путешественников. Макс придумал ментовскую свою одежду взять с собой вместе с удостоверением на всякий пожарный случай. Еще лучше бы было в ней поехать, да больно дикое получалось зрелище: мент и велосипед. Это все равно, что Ельцин, выделывающий коленца рядом с Женей Осиным перед своими выборами. Сравнение с дрессированным медведем.

Главная проблема была в том, чтобы проснуться на рассвете. И ее удалось успешно решить благодаря Максу: тот поставил будильник на десять часов раньше былых шести утра и просыпался каждые полчаса, как горный барс. Он с облегчением вздохнул, когда можно было прекратить ждать в кровати рассвета, разбудил Сашу и чуть было снова не заснул.

В городе было тихо, где-то догорали некие строения, но без излишней рекламы: горят — ну и пес с ними. Так, конечно, будет не всегда. Разбойники всех мастей, как и проросшие из незабвенных революционных чекистов ублюдки, всегда приходили по ночам. Будет, обязательно будет перераспределение ценностей, никуда от этого не деться. Сопротивляться очень тяжело, практически невозможно. Все они прикроются законом — попробуй тут ослушаться!

Это было под силу лишь таким замечательным личностям, как Нестор Михненко, он же батька Махно, да как Семен Буденный. Оба красных командира верили в себя и не верили в политику. В итоге Махно умер в своей постели, окруженный заботой жены и дочки в Париже, пережив многих своих недоброжелателей, завистников и убийц. А Буденный, без всяких сомнений и колебаний оборудовал свой загородный дом, словно неприступную огневую точку. Он нисколько не сомневался в правоте революции, но никак не сопоставлял ее дело с главарем НКВД Ежовым.

Ежов был высшим представителем Закона государства, а Буденный клал на него помимо знаменитых усов еще и некоторые части своего закаленного в Гражданской войне тела. Жену прославленного кавалериста взяли в магазине, его же пытались заарестовать несколько дней. Он сидел на укрепленном чердаке и вел огонь с двух американских пулеметов «Максим». Вообще-то готовы были четыре, но и двоих вполне хватало, чтобы косить наседающих энкавэдэшников со всех сторон. Подступы были пристреляны, вся челядь сидела в подвале, бомбардировки авиацией и артиллерией можно было не опасаться. Ежов бесновался, а Буденный живым сдаваться совсем не собирался. Неразделимость Закона и Ежова подверг сомнению в свое время расстрел последнего до смерти. Буденный перестал истреблять представителей законной власти только тогда, когда Верховный главнокомандующий дал свое слово о беспристрастном разбирательстве. Судя по тому, что похоронили Семена Михайловича глубоким старцем, слово свое Сталин сдержал. Вот жену вызволять из лагерей было сложно.

Такую легенду поведал Макс за завтраком. Для поддержания тонуса и создания приподнятого настроения. На что Саша глубокомысленно изрекла:

— Политику — политическая смерть. Иногда раньше- физической, иногда — позже.

Макс, поперхнувшись яичницей с сосисками, пару раз хлопнул в ладоши.

Ехать по сумеречным улицам, даже пустынным, было непросто. Электричество пока каким-то чудом не отключалась, но к хаотично расположенным мертвым автомобилям добавилось изрядное количество мусора, в том числе и битых пивных бутылок. Велосипед — не танк, ему воздух нужен, то есть, дырки и проколы — не нужны. Велоаптечка, конечно, хорошо, но она не является панацеей. Разве что — отсрочкой.

А тут еще проклятые «мешки», вылетающие из всяких подворотен и темных углов. Саша ехала, как кавалерист перед сабельной атакой. Макс, вооруженный лыжной палкой — как сумасшедший лыжник. Зрители, случись такие, порадовались бы непременно.