Алексей Костарев - Жопа

— Ты всё ещё сомневаешься? — взвился Гриша. — Думаешь, я тут понты гну? Жить я хочу, Сталкер, жить! И не за решёткой!

— Жить, говоришь? — Сталкер знал, что делает. Он был спокоен. — Тогда ты должен с нами расплатиться.

— За что?! За то, что вы меня разорили?

Сталкер осмотрелся. Безликих ребят в поле зрения не было — они, вероятно, заталкивали барахло в грузовик. Он поднялся и запер дверь.

— А теперь посчитаем, сколько ты задолжал, — сказал Сталкер и вытащил пистолет. Щёлкнул предохранителем.

— Ты чего? — расширил глаза Гриша.

— Ничего. Ты ведь собирался нас «кинуть»? Так вот, не получится.

— Володя, ты псих! Это плохая шутка!

— Да, я псих, но это не шутка. А потому лучше сядь. Ника, ты тоже! — прикрикнул Сталкер, заметив, что та начала отражать действительность. — Итак, по моим подсчётам, Нике ты должен двести, Феде — четыреста, ну и мне — пятьсот. Это по минимуму.

— Как — пятьсот? Чего — пятьсот? — Гриша попытался сыграть под дурачка.

— Ну, не рублей же, — усмехнулся Сталкер.

— Володя, у меня сейчас нет денег. Я понимаю, нервы у всех на пределе, но ты не волнуйся. Я рассчитаюсь с вами — через неделю-две…

— Гриша! — нехорошим голосом сказал Сталкер. — Деньги у тебя при себе — сам протрепался, что только что снял всё со счёта. А у меня нервы действительно не в порядке.

— Снаружи ещё трое, — напомнил Гриша.

— Как раз — четыре патрона. Помнишь, как мы развлекались, паля по пивным банкам?

Гриша, похоже, вспомнил.

— У меня столько нет, — пробормотал он.

— Давай, сколько есть, — и разойдёмся. Ты хочешь жить, а я хочу денег. По-моему, хорошая сделка.

— Четыреста пятьдесят, — пошуршав купюрами, объявил Гриша.

— Торгуешься?

— Нет, в самом деле! Тебе что, бумаги показать?

— Ладно, чёрт с тобой. Это тогда будут наши с Никой, только не забудь заплатить Феде. Ника, возьми у него деньги. И мой чемодан. Гриша, будь другом, проводи нас до остановки.

Сталкер прикрыл пистолет полой пиджака и подошёл к Грише.

— Пошли? — очень спокойно спросил он. — А этот фильм я всё равно закончу!

— Псих, — одними губами прошептал Гриша.

Август клонился к осени. В городе это было не слишком заметно, зато далеко за городом её приближение ощущалось совершенно отчётливо. Над землёй, над затуманенными сырыми покосами, над лесом, местами уже заляпанным желтоватым цветом, — везде был разлит тот особенный, сюрреалистический запах, который именуется осенним.

Солнце, в свою очередь, клонилось к закату. Подобно потерпевшему аварию метеозонду, оно падало за кособокий холм, и становилось прохладно. Впрочем, до деревни с весьма романтическим названием «Гниловка» оставалось рукой подать.

По заросшему жёсткой и низкорослой травой просёлку, ведущем от своротки на тракте до Гниловки, шли двое — молодой человек неопределённого возраста, в латаном пиджаке и с доисторическим чемоданом, и светловолосая девушка в стройотрядовской «целинке». Шли уже долго. Последний из подвозивших их водителей сообщил, что до деревни, наверное, километров пятнадцать, хотя точно не знает, сам там ни разу не был, да и вообще — туда уже лет двести никто не ездит. Вот и отлично. Если ещё столько же ездить не будут, они с Никой не очень расстроятся.

«Кто лишён инстинкта самолюбования, пусть первым бросит в меня камень», — размышлял по пути Сталкер. — «Любим мы себе нравиться! И, всё-таки, ловко я Гришу „сделал“! Я бы в гангстеры пошёл, пусть меня научат!.. А он — просто трус. „Пушку“ увидел и чуть не обкакался. Я бы на его месте… да что уж греха таить — наверное, тоже бы».

Перед отъездом забалдевший от собственной крутизны Сталкер успел, помимо Гриши, сделать ещё два дела. Во-первых, заехал к Лёвке, вручил тому от Фединого имени стольник (поступок, подиктованный вовсе не благородством, а практичностью и послуживший началом переговоров), после чего за смешную сумму сторговал у Лёвки подержанную «Соньку» формата «видео-восемь». Конечно, не «Бэтакам», не «Супер-Вэ-Ха-Эс», но раз снимает — значит, камера. На безрыбье и сам раком станешь. За неимением горничной будем иметь дворника. Лучше синица в руке, чем утка под кроватью… Да уж, много у нашего народа поговорок на эту тему!

Вторым делом он позвонил одной из прежних Фединых подруг.

— Алло, Наташка? Это Сталкер. Какой, какой! Который волосатый. Ну да, Федин собутыльник. Слушай, Федя сейчас в общаге, мозги стряс…

— Эка невидаль! — сказал женский голос в трубке. — Было б чего стрясать! Думаешь, я полечу с ним нянчиться?

— Да нет. Ты просто съезди к нему и скажи, что ему стоит пока исчезнуть.

— А он чем всё время занимается? — фыркнули на том конце провода.

— Подожди. Слушай дальше. Студия накрылась. Гриша ему денег должен, но вряд ли отдаст. Я своё выбил. Если Федя решит выбивать, то так, чтобы не светился. Нас пусть не ищет, я его сам найду. Запомнила?

— Это всё?

— И, Наташка, ещё. Секретность номер один. О моём звонке — никому ни слова. Лады?

— Это что у вас за игры в Джеймса Бонда? — хмуро спросила она.

— Некогда объяснять. Может, Федя расскажет. Так сделаешь?

— Сделаю. Чёрт бы вас драл, придурков! — и повесила трубку.

Сталкер знал, что она всё сделает. Возможно, и надаёт при этом Феде по морде, снова стряся ему то, что ещё может стрясаться, но то — их личные проблемы. Его задача — предупредить.

Тем временем впереди нарисовались гниловские крыши. Ника и Сталкер прибавили шагу и через четверть часа стояли посреди канавы, исполнявшей, надо полагать, роль главной улицы.

Если станция Туй-бай производила впечатление богом забытого места, то о существовании деревни Гниловка Создатель, похоже, вообще ни сном, ни духом не ведал. И население, обиженное такой божественной неосведомлённостью и отчаявшееся докричаться до господа посредством покосившейся церквушки, собрало манатки и подалось в места, более господу богу знакомые.

Дома по обеим сторонам улицы-канавы напоминали две шеренги вышедших на прогулку увечных и калечных слепоглухонемых. Заколоченные окна, прохудившиеся крыши, упавшие заборы… За одним из рухнувших заборов стояла бывшая когда-то домашним животным пегая коза и деловито объедала куст, считавшийся некогда культурным растением. Из подворотни вылез шелудивый кабысдох, на котором репьёв было больше, чем медалей на ветеране в День Победы, по-собачьи чего-то вякнул и залез обратно. Через канаву сосредоточенно перебралась рябая курица, скрывшись в разросшемся малиннике. Сталкер проводил её плотоядным взглядом.

— Ника, тебе кур щипать приходилось? — поинтересовался он.

— Нет.

— Ничего, научишься.

Однако, надвигающиеся сумерки и, как следствие, необходимость найти какой-то ночлег отсрочили наступление куриного смертного часа. На этот раз курице повезло.