Либба Брэй - Прекрасное далеко

— Почему ты решила, что мы будем спорить?

Я внимательно смотрю на Филона.

— Нам нужно будет обсудить положение дел в сферах. Я не питаю иллюзий, будто все здесь будет идти гладко.

— Но уже и другие племена прослышали обо всем, — говорит Филон. — Они придут и присоединятся к нам.

— Это хорошо.

Филон зарывается рукой в обожженную листву на земле и дует на нее. Листья взвиваются смерчем и трепещут в воздухе, и наконец создают образ Дерева Всех Душ. Этот образ держится всего мгновение.

— Магия снова вернулась в эту землю. И со временем она усилится стократно.

Я киваю.

— Возможно, мы иногда будем навещать тебя в твоем мире. Твоему миру не помешает немножко магии.

— Мне бы это понравилось, — отвечаю я. — Но вы будете вести себя достойным образом? Не станете ради шутки уводить смертных?

Губы Филона изгибаются в загадочной улыбке.

— А ты тогда погналась бы за нами?

— Наверняка, — подтверждаю я.

Странное существо протягивает руку.

— Тогда давай лучше останемся друзьями.

— Давай останемся.

Горгона составляет мне компанию и дальше, до Пограничных земель.

— Но, боюсь, остаток пути мне предстоит проделать одной, — говорю я.

— Как пожелаешь, — с поклоном отвечает горгона.

Змеи танцуют на ее голове, создавая веселый ореол. Горгона отпускает меня. Когда я вхожу в Зимние земли, я ее уже не вижу, но все равно ощущаю ее присутствие.

Крошечные цветы появились на ветвях дерева. Их вызывающе яркие пятна красуются на потрескавшейся коре. Дерево снова цветет. И земля вокруг не та, что была прежде. Она выглядит странно, она новая, незнакомая. Она пульсирует другой магией, рожденной потерями и отчаянием, любовью и надеждой.

Я прижимаюсь щекой к Дереву Всех Душ. Под корой бьется сердце, ровно и сильно, и я слышу это биение. Я обнимаю дерево, насколько хватает рук. И там, куда падают слезы, кора начинает сиять серебром.

Ко мне робко подходит малышка Вэнди. Она осталась в живых. Она бледная, худая, зубы у нее стали острее.

— Оно так прекрасно! — говорит Вэнди, восхищенно ощупывая дерево.

Я отступаю назад, вытираю глаза.

— Да, это так.

— Иногда, когда ветер шевелит его листья, я как будто слышу твое имя, — продолжает Вэнди. — Оно звучит как вздох. И это самый прекрасный в мире звук.

Налетает легкий порыв ветра, ветви покачиваются, и я тоже это слышу — мягко и низко, как тихая молитва: «Джем-ма… Джем-ма…» — а потом ветки тянутся ко мне, и листья нежно касаются моих холодных щек.

— Вэнди, боюсь, я теперь не смогу помочь тебе перейти на ту сторону бытия, ведь ты ела те ягоды, — говорю я. — Тебе придется навсегда остаться в сферах.

— Да, мисс, — говорит девочка, но в ее голосе не слышно печали. — Да, мы с Бесси остаемся, так уж вышло. Могу я тебе кое-что показать?

Она берет меня за руку и ведет в долину, где так недавно шла битва. Среди пятен заледеневшего снега я вижу пробившиеся из земли растения. Их корни глубоко зарылись под лед; стебли тянутся к свету, несмотря ни на что.

— Скажи мне, что ты видишь? — просит Вэнди.

— Вокруг пробиваются чудесные ростки, — говорю я. — Как ранней весной. Это ты их посадила?

Вэнди качает головой.

— Я только одно вот это сделала, — говорит она, показывая на высокое растение с сочными, плоскими красными листьями. — Я зарыла руки в землю и как будто почувствовала там магию, она ждала… Я стала о ней думать — и тогда оно выросло. А потом оно как будто охватило собой все вокруг, и начали расти другие, сами по себе. Это ведь такое начало, да?

— Да, — подтверждаю я.

Долина тянется далеко, и вся она заполнена смесью пятен цвета и льда. Искалеченная земля стремится к возрождению. И это действительно очень хорошее начало.

Какой-то мужчина робко подходит ко мне, сжимая в руках шляпу. От страха он дрожит с головы до ног, а взгляд у него ищущий.

— Прошу прощения, мисс, но вот мне сказали, что вы-то и можете мне помочь уйти в следующий мир.

— Кто это тебе сказал?

Глаза мужчины округляются.

— Ох, ужасная особа, у нее вся голова в змеях!

— Тебе незачем ее бояться, — говорю я, беру мужчину за руку и веду его к реке. — Она ручная, как домашняя киска. Она бы тебе руки облизала, дай ты ей такую возможность.

— Ну, нет, не выглядит она такой уж безобидной, — содрогнувшись, шепчет мужчина.

— Да, только вещи вообще не всегда таковы, какими кажутся, сэр, и мы должны научиться составлять о них собственное мнение.

Те, кто нуждается в моей помощи, появляются со всех сторон. Одному хочется сказать жене, что он любит ее, как никогда прежде; другая сожалеет о том, как поступала со своей сестрой, о зависти, которую питала к ней до самого конца; еще одна, совсем юная девушка, лет восемнадцати, очень испугана — она не может так легко расстаться с прошлым.

Она вцепляется в мою руку.

— А правда ли, как я слышала, что мне не обязательно переходить на другую сторону? Что есть и другие места, где я могла бы жить?

Глаза у нее огромные, отчаянная надежда смешивается со страхом.

— Это правда, — отвечаю я. — Но всему есть своя цена. Ничто не дается просто так.

— Но что будет со мной, когда я перейду реку?

— Не знаю. И никто не знает.

— Ох, а вы мне не подскажете, какую дорогу выбрать? Пожалуйста!

Ее глаза наполняются слезами.

— Это все так трудно…

— Да, трудно, — подтверждаю я, сжимая ее руку, потому что это все, что я могу сделать.

В конце концов она решает уйти — но только если я провожу ее через реку на корабле, который ведет горгона. Для меня это первое путешествие такого рода, сердце отчаянно колотится. Мне хочется знать, что лежит по другую сторону того, что я уже видела. Чем ближе мы подходим к дальнему берегу, тем ярче он светится, и мне приходится отвернуться. Я слышу лишь понимающий вздох девушки. Я чувствую, что корабль стал легче, и осознаю, что она ушла.

Мы возвращаемся обратно, у меня тяжело на сердце. В мягком плеске волн мне слышатся имена тех, кто потерян: моей матушки, Амара, Каролины, матери Елены, мисс Мур, мисс Мак-Клити… и еще я потеряла часть самой себя, которую не вернуть.

Картик. Я резко моргаю, стараясь подавить слезы.

— Почему все должно кончаться? — тихо спрашиваю я.

— Наши дни сочтены в книге судеб, высокая госпожа, — негромко отвечает горгона; впереди виден сад. — Именно это придает им такую сладость и смысл.

Когда мы возвращаемся в сад, в оливковой роще дует легкий ветерок. Он приносит аромат мирра. Ко мне приближается мать Елена; на ее белой блузке ярко светится медальон.

— Мне бы теперь хотелось увидеть мою Каролину, — говорит она.

— Каролина ждет тебя на другой стороне реки, — отвечаю я.

Мать Елена улыбается мне.

— Ты неплохо поработала.

Она прижимает ладонь к моей щеке и что-то говорит по-цыгански; я не понимаю ее слов.