Паоло Бачигалупи - Поп-отряд

Кровь покрывает мои руки. Я отковыриваю ее, соскабливаю тонкими хлопьями. Это, должно быть, был тот мальчик с динозавром. Он был ближе всех, когда принял пулю. Часть его остатков крепко пристала к моей коже. Мне следовало протереть руки.

Я ковыряю, а человек, сидящий рядом, с загорелым лицом и крашеными губами, хмурится. Я порчу ему момент истории, нечто, чем он хотел насладиться долгие годы.

Ковыряю аккуратнее. Беззвучно. Кровь хлопьями сходит с рук. Тупой ребенок с тупым динозавром почти заставили меня пропустить концерт.

Команда очистки тоже заметила этого динозавра и усекла связанную с ним иронию. Пошучивая и сопя носовыми капсулами, начали упаковывать тела для отправки на компост. Заставили меня опоздать. Дурацкий динозавр.

Музыка каскадами сходит к полной тишине. Руки Хуа Тяня падают. Аплодисменты. Повинуясь жесту Тяня, Элис встает и аплодисменты усиливаются. Вытянув шею, я могу видеть ее пылающее девятнадцатилетнее лицо, улыбку, ослепительную и торжествующую, окутанную льстивым восторгом зала.

Мы завершаем этот вечер на вечеринке, устроенной Марией Иллони, одним из генеральных спонсоров симфонии. Она сколотила свое состояние на смягчении последствий глобального потепления в Нью-Йорке, до того, как тот затонул. Ее пентхаус на Береговом Изгибе дерзко нависает над волноломами и морским прибоем, это своего рода щелбан по океану, который превзошел сделанные ею расчеты уровня штормового прилива. Похожая на паутину серебристая лоза над темной водой и гроздь клубов подводных лодок в морской глубине. Нью-Йорк, разумеется, не получил назад свои деньги: патио Иллони простирается по всему верхнему уровню Изгиба, и по дополнительным лепесткам из трубчатого наноуглерода выступает за его пределы.

С дальней стороны Изгиба можно кинуть взгляд за пределы сияющих ядер суперкластеров, на беспорядочно застроенный старый город, погруженный во тьму, если не считать излучения от путепроводов маглайна [5] Магистраль для транспорта на магнитной подушке. . Странный конгломерат руин, ветхости и гор мусора, переплетение полога джунглей и старого подлеска пригорода. Однако, ночью всё, что видит глаз – это дивно мерцающий скелет инфраструктуры, радиально расцветающий во тьме, и я глубоко дышу, наслаждаясь всей той свежестью и той открытостью, которых лишены те душные прибежища, на которые мне доводится производить облавы с поп-отрядом.

Элис вся искрится в жарком воздухе, ее безупречно стройный силуэт – в моих руках. Осенний воздух приятно ниже тридцати трех градусов, и я чувствую бесконечную нежность к ней. Я обнимаю ее, и мы скользим в лесок из столетнего возраста скульптур бонсаи, созданных мужем Марии. Элис шепчет мне, что он все свое время проводил здесь на крыше, вглядываясь и изучая изгибы ветвей и изредка, возможно, раз в несколько лет, подвязывая какую-нибудь ветвь и направляя ее в другую сторону. Мы целуемся в тенях, созданных ветвями и Элис прекрасна, и всё просто безупречно.

Но что-то отвлекает меня.

Когда я бью тех детей из моего «Грейнджа», самого маленького из них – с тем дурацким динозавром – раскручивает. «Грейндж» предназначен для спятивших торчков, а не для маленьких детей, так что пуля пропахивает ребенка и его крутит, а его динозавр отправляется в полет. Он плывет – натурально – плывет по воздуху. И теперь я не могу избавиться от этого видения: летит динозавр. Летит, а затем ударяется в стену и отскакивая, падает на черный зеркальный пол кухни. Так быстро и так медленно. Бах-бах-бах и динозавр, плывущий в воздухе…

Элис отстраняется, почувствовав мою рассеянность. Я выпрямляюсь и пытаюсь сосредоточиться на ней.

— Я думала, у тебя не получится приехать. Когда мы настраивались, я выглянула посмотреть, и твое кресло было пустым, – говорит она.

— Но у меня получилось. – Я выдавил улыбку.

Получилось с трудом, я слишком долго проволынил с ребятами из бригады очистки, пока динозавр лежал и намокал в луже крови ребенка. Таинственная симметрия в двойном вымирании: ребенка и динозавра.

— Плохо было? – вскидывает она на меня свой изучающий взгляд.

— Что?..

Смотреть, как летит бронтозавр?

— На вызове? – Я жму плечами. – Всего лишь пара свихнувшихся тёток. Не были вооружены или что-нибудь в этом роде. Легкий вызов.

— Я не могу представить, как можно вот так игнорировать реджу. – она тяжко вздыхает и тянется рукой, чтобы прикоснуться к бонсаи, безупречно направляемому через десятилетия согласно схеме, которую только Майкл Иллони мог увидеть или понять. – Зачем отказываться от всего этого?

Ответа у меня нет. Я прокручиваю сегодняшнюю сцену преступления у себя в голове и чувствую то же самое, что я чувствовал, когда стоял на личинках спагетти и блуждал взглядом по их холодильнику. Было что-то среди зловония, шума и тьмы, что-то навязчиво зрело в моих мыслях, но я не знаю, что это.

— Те женщины выглядели старыми, – говорю я. – Сморщенными и одутловатыми, как недельной давности воздушные шарики.

Элис изображает на лице отвращение.

— Можешь ли ты вообразить попытку исполнить Телого без реджу? У нас не было бы времени. Половина из нас миновала бы свою лучшую пору и нам потребовались бы дублёры, затем нашим дублёрам потребовались бы дублёры. Пятнадцать лет! А все те женщины отбросили это прочь. Как могут они отбросить нечто столь же прекрасное, как Телого?!

— Ты вспоминаешь о Каре?

— Она могла бы исполнять Телого вдвое лучше, чем я.

— Я в это не верю.

— Поверь! Она была лучшей, пока не свихнулась на детях. – Элис вздыхает. – Я скучаю по ней.

— Она еще не умерла. Ты по-прежнему можешь навещать ее.

— Для меня она всё равно, что умерла, – мотает она головой. – Она уже на двадцать лет старше той, которую мы знали. Нет, я предпочла бы запомнить ее в пик ее расцвета, а не гробящей остатки своего таланта, занимаясь выращиванием овощей в женском трудовом лагере. Я бы не вынесла, довелось бы мне услышать, как она играет сейчас, когда ее всё это покинуло; я бы просто умерла.

Внезапно она оборачивается ко мне.

— Я вспомнила, что у меня на завтра назначен очередной прием реджу. Ты подвезешь меня?

— Завтра? – Я в замешательстве. Завтра у меня очередная смена, снова «шлепать» детей. – Это так неожиданно…

— Я знаю, мне следовало раньше об этом спросить, но я забыла за подготовкой к концерту. – Она жмет плечами. – Это не так важно, я могу съездить и одна, – она бросает на меня косой взгляд. – Но было бы мило с твоей стороны, если съездишь со мной.

А, какого черта, я всё равно не хочу работать.

— О'кей, конечно. Попрошу Пентла прикрыть меня. – Пусть лучше он разбирается с динозаврами .

— Правда?