Паоло Бачигалупи - Поп-отряд

— А мне нравится, как она приспособила ящик от комода, – говорит Пентл, пытаясь сделать снимок под очередным углом и извлечь максимум пользы из паршивой ситуации.

— Ага. Изобретательно.

— Еще я однажды видел, как дамочка смастерила целый маленький набор мебели – стол и стульчик – для своего ребенка. Сама все сделала. Невероятно, сколько упорства она в это вложила. – Он изобразил руками форму. – Кромки украсила маленькими фестонами, а сверху краской нарисовала фигуры: квадраты, треугольники и всякое такое.

— Наверное, если бы ты занимался чем-то, за что тебе грозила бы смерть, ты бы тоже старался сделать получше.

— Я бы лучше парасейлингом занялся. Или на концерт бы сходил. Я слышал, Элис была великолепна на днях?

— Ага, так и было. – Я изучаю тело ребенка, пока Пентл делает еще снимки. – Доведись тебе этим заниматься, что бы ты сделал, чтобы заставить их вести себя тихо?

— Я бы велел им заткнуться, – кивает Пентл на мой «Грейндж».

Я кривлюсь и прячу оружие в кобуру.

— Извини. Была трудная неделя. Я слишком долго провел на ногах и не спал. – Слишком много динозавров смотрят на меня.

Пентл жмет плечами.

— Да ладно. – Он делает снимок. – Было бы лучше иметь снимок неповрежденной улики. Но даже если она отмажется на этот раз, помяни мое слово, через год или два нам придется снова вламываться в ее дверь. Среди этих дамочек чертовски высокий уровень рецидива.

Он делает еще одно фото.

Я подхожу к окну и раскрываю его. Живительный соленый воздух проникает внутрь, прогоняя запахи жидкого дерьма и немытого тела. Наверное, впервые свежий воздух проникает в помещение с тех пор, как родился ребенок. Приходится держать окна закрытыми, иначе могут услышать соседи. Приходится сидеть взаперти. Я размышляю о том, есть ли у нее бойфренд, какой-нибудь отказник от реджу, который мог бы объявиться здесь с продуктами и обнаружить ее исчезновение. Может, стоит организовать засаду в квартире, чтобы феминистки отвалили от нас с обвинениями, что мы только баб пакуем. Я делаю глубокий вдох, набирая в легкие свежий морской воздух, закуриваю и разворачиваюсь лицом к комнате с ее беспорядком и вонью.

Рецидив. Модное слово для обозначения компульсивных [6] Компульcия (от лат. compello — «принуждаю», англ. compulsive — «навязчивый», «принудительный») — синдром, представляющий собой периодически, через произвольные промежутки времени, возникающее навязчивое поведение. Действия, которые, как человек чувствует, он вынужден выполнять. девушек. Как наркомания, только еще более странное, более саморазрушительное, поведение. Быть наркоманом, по крайней мере, в кайф. Кто, черт возьми, выбирает жизнь в темных квартирах с обгаженными подгузниками, питанием быстрого приготовления и бессонницей на годы вперед?

Размножение – это анахронизм, ритуальная пытка из 21 века, в которой мы больше не нуждаемся. Но эти девицы снова и снова пытаются повернуть время вспять и щенятся, их крохотные, как у ящерицы, мозги заставляют распространять свою ДНК. И каждый год то там, то здесь проявляются новые отрыжки размножения, конвульсии вида, пытающегося перезапустить эволюционную гонку, как будто бы мы уже не вышли из нее победителями.

Я сижу в своей патрульной машине и стучу по клавиатуре, пролистывая каталоги, пробираясь сквозь рекламу, ключевые слова и настройки поиска, пытаясь поймать нечто всегда неуловимое, неважно, как бы я ни старался.

«Динозавр». «Игрушки». «Плюшевые звери». Ничего. Никто не торгует ничем, похожим на того динозавра. А мне нынче уже довелось столкнуться с двумя.

Через крышу моей машины прыгают обезьяны. Одна из них приземляется на передний отбойник машины и смотрит на меня широко раскрытыми желтыми глазами до тех пор, пока другая обезьяна не запрыгивает на нее и они обе падают вниз с лепесткообразной нависающей над бездной площадки из трубчатого наноуглерода, на которой я припарковался. Небольшие стаи этих обезьян скрываются в развалинах пригорода где-то далеко внизу. Я помню времена, когда в этих местах была тундра. Давно это было. Я слышал от спецов в области снижения уровня углекислого газа в атмосфере о восстановлении климата и создании новых полярных шапок, но это очень медленный процесс, скорее всего, счет пойдет на столетия. Если не брать в расчет вероятность того, что меня могут пристрелить спятившая мамаша или наркоман, я увижу, как это произойдет. Но пока здесь мартышки и джунгли.

Сорок восемь часов на вызовах и еще две зачистки. Элис хочет, чтобы я взял выходной и пошалил с ней, но я не могу. Я живу теперь на перкодане. Она довольна своей работой и целый день желает моего внимания. Ранее мы уже были вместе. Лежали вместе, наслаждаясь тишиной, друг другом и тем, что можно просто быть вместе и ничего не делать. Есть что-то чудесное в покое, безмолвии и морском бризе, колеблющем занавески на балконе.

Мне следовало бы вернуться домой. Где-то через неделю она снова начнет беспокоиться, сомневаться в себе, подстегивать себя к более упорным и продолжительным занятиям – слушать, чувствовать и погружаться в музыку, которая для кого-то, кроме нее самой, настолько сложна, что, скорее, напоминала бы теорию хаоса. Но в реальности, у нее есть время. Всё время в мире, и я счастлив от того факта, что пятнадцать лет – это совсем немного для того, чтобы подготовиться для чего-то столь же трогательно-прекрасного, как то, что сделали они с Телого.

Я хочу провести это время с ней, разделить с ней ее счастье. Но я не хочу возвращаться и спать под взглядом этого динозавра. Не могу.

Я звоню ей из машины.

— Элис?

Она смотрит на меня с экрана приборной панели.

— Ты домой едешь? Я могла бы встретиться с тобой за ужином.

— Ты не знаешь, где Мария взяла ту игрушку-динозавра?

Она жмет плечами.

— Может, в одном из магазинчиков на Пролете. А что?

— Просто… – я замешкался. – Не могла бы ты сходить принести его?

— Зачем? Почему бы нам лучше не повеселиться? Я в отпуске, недавно получила свой реджу и мне так хорошо! И если ты хочешь увидеть моего динозавра, то почему ты не приедешь домой и не посмотришь на него?

— Элис, пожалуйста.

Нахмурясь, она исчезает с экрана. Через несколько минут она возвращается, держа игрушку перед камерой и тыча ею мне в лицо. Я чувствую, как участился мой пульс. В патрульной машине свежо, но меня прошибает пот, когда я вижу динозавра на экране. Я прочищаю горло.

— Что написано на ярлыке?

Насупясь, она переворачивает тварь, пробегая пальцами по игрушечному меху, и демонстрирует ярлык в камеру. Изображение нечеткое, но затем камера фокусируется и вот, ясно и четко: «Коллекционные предметы Ипсвича».

Как я и предполагал, это вовсе не игрушка.